– Я сделаю заказ в номер. И попрошу много пива, – сказал он, вставая с кровати. Я наблюдала за тем, как он подошел к столу и взял меню. Я с наслаждением любовалась его упругим задом.

– Ты пялишься на мою задницу? – спросил он с преувеличенным акцентом, глядя на меня через плечо.

– Просто хотела оценить тебя со всех сторон. Ты знаешь, что можешь использовать свой член вместо отбойного молотка?

Он рассмеялся.

– Такого комплимента я еще не получал.

Я встала, заглянула в ванную, а потом навела порядок на кровати, а он в это время заказал нам бургеры и пиво. Остаток ночи мы провели сидя на кровати голыми и поедая бургеры. Мы все делали голыми, включая несколько дополнительных раундов в постели. Я никогда не ходила голой, даже будучи одна, не говоря уже о том, чтобы оставаться такой в присутствии кого бы то ни было. Но ему каким-то странным образом удалось убедить меня в том, что мое тело прекрасно и достойно восхищения.

Заснули мы в объятиях друг друга.

Я прижималась к нему так, словно боялась отпустить.

– Валери? – прошептал он в темноте.

– Да?

– Мне… – Я услышала, как он облизнул губы. – Мне страшно.

Я почувствовала, что сердце мое сжалось.

– Испытывать страх – нормально.

– Я не хочу проходить через все это в одиночестве, – прошептал он, целуя меня в макушку.

– Тебе не придется это делать в одиночестве, – ответила я, обнимая его еще сильнее. – Я с тобой.

Он ничего не ответил, но его молчание было красноречивее любых слов.

Его молчание означало: «Ты со мной лишь на время».

Валери

– Так ты поделишься со своей старушкой-мамой рассказом про него? – спросила меня мама по телефону. Ее голос был очень сладким, но я-то знала, как быстро может измениться тон.

– Я уже рассказала все, что могла, – ответила я.

Не я позвонила маме сегодня днем. Это сделала она. И думаю, перед звонком она выпила пару бокалов вина, потому что в ее голосе звучали такие нотки, которые появляются, только когда она немного под градусом.

Прошло пять дней после нашего визита к доктору. После той поездки наши с Подригом изображения были опубликованы во всех ирландских газетах и таблоидах. Писали о том, что с Подригом была серьезная и загадочная незнакомка. Думаю, «загадочной незнакомкой» меня нарекли по той причине, что внешне я сильно отличалась от тех моделей, с которыми его обычно видели. Если девушка обычная, то автоматически становится серьезной, не так ли? Спасибо и на том, что меня не приняли за его родственницу или кого-то в этом роде.

Они не знали моего имени, и это было хорошо, но кто-то из моих близких отправил одну из статей моей маме. Я не сомневалась, что это сделала Сандра. Когда я закончила разговор с мамой, то отправила гневное сообщение сестре. Она прекрасно знала, что наш с Подригом роман выдуман, и не должна была распространять информацию. Я, конечно, понимала, почему она это сделала: наверняка мама сердилась на меня за то, что я поехала в Ирландию, вместо того чтобы заниматься делами, а Сандра таким образом решила меня защитить.

– Почему они называют тебя «загадочной незнакомкой»? – спросила мама. – Позвони им и представься. Скажи, что ты Валери Стивенс! Ты что, стесняешься собственного имени?

– Мы не хотим афишировать наши отношения, – ответила я, избегая упоминать о помолвке. Памятуя, чем закончилась моя предыдущая помолвка, я предпочитала это слово пока не употреблять.

– Не афишировать? – повторила она. – Была бы я на твоем месте, я бы, наоборот, всем сообщила. Весь мир бы узнал, какого парня мне удалось подцепить. Конечно, я не в восторге от его татуировок и от его отвратительной бороды. Думаю, со временем тебе удастся убедить его побриться. В любом случае, если Коул узнает, он будет ревновать.

– Мне плевать на Коула, – резко сказала я. Ей все же удалось вывести меня из равновесия. Я чувствовала, что начинаю заводиться. – Пожалуйста, не рассказывай никому. Я не хочу, чтобы ты все сглазила.

– Дорогая, уж я-то точно ничего не сглажу. А учитывая, чем закончились твои предыдущие отношения, я хочу успеть похвастаться перед всеми сейчас, пока твой новый роман не полетел к чертям. Нужно ловить момент. Ты же сама мне это постоянно говорила.

Смешно. Сейчас мама хочет хвастаться моими достижениями, но когда у меня появилась работа, или когда я окончила колледж, или когда напечатали мою первую статью, ее это вообще никак не впечатлило. Все, что для нее имеет значение и является предметом гордости, – это удачное замужество. Больше ничего.

Да, и еще для нее очень важно оставаться стройной.

Словно прочитав мои мысли, она добавила:

– Кстати, я знаю, что ты там неожиданно влюбилась, но не забывай следить за диетой. В Ирландии еда очень жирная, а на фотографиях, которые опубликовали, у тебя нет ни одного удачного ракурса. Тебе надо худеть.

– Похоже, тебе нужно предъявить претензии фотографам, – сказала я и, вместо того чтобы расстроиться из-за критики моего внешнего вида (меня эта тема уже совершенно перестала беспокоить), обратила внимание на другие ее слова.

Она сказала, что я влюбилась.

Когда я наконец закончила этот разговор и повесила трубку, радуясь, что нас разделяет океан, я достала фотографии и еще раз их внимательно изучила. Она права. На них я получилась не очень. Пальто меня полнило. Но на каждом фото я сияла. Раньше я никогда не излучала такого ослепительного сияния.

Я выглядела по-настоящему счастливой.

Я выглядела как влюбленная женщина.

И правда была в том, что я действительно влюбилась…

Я пыталась отрицать этот факт, пыталась убедить себя в том, что невозможно влюбиться так быстро, но я просто саму себя обманывала, хотя с логической точки зрения это не имело никакого смысла. Но я никогда не была сильна в логике.

А кроме того, сердцу неинтересны никакие логические рассуждения. Сердце не подчиняется голосу разума, и последнее, что сделает сердце, прежде чем впустит кого-то, это спросит совета у разума. Сердце бьется, не спрашивая на то разрешения, оно начинает биться еще тогда, когда ребенок находится в чреве матери, и не прекращает до самой смерти. Оно работает без устали, словно машина, и когда решает, кого полюбить, не оставляет вам ни единого шанса. Именно сердце решает, кого любить, и доводы разума его совершенно не интересуют.

Я вздохнула, ощущая, как меня распирает от счастья. У меня было ощущение, что, если я распахну свою грудную клетку, оттуда вылетит на волю стая певчих птиц. Но если бы мне удалось это сделать, то очень скоро стая певчих птиц вернулась бы обратно, испугавшись того, что ждет ее впереди. Испугавшись будущего.

Я была влюблена в Подрига, и я не понимала, что нас ждет.