Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первая история про Гнома была рассказана капризничавшей Варьке в бане, прямо в парилке, и звучала примерно так:
«Жила-была девочка Соня. У нее был Гном, который приносил ей подарки. Но она капризничала, доводила маму до ручки, папу до истерики, бабушку до давления, не убиралась в комнате, ломала куклам ручки и ножки, плохо ела, канючила… И вот однажды Соня стала замечать, что у нее пропадают игрушки. То одну куклу не может найти, до другую, то книжку, то краски… И, главное, пропадали все самые любимые.
Как-то раз Сонечка проснулась рано утром и видит: сидит ее любимый Гном и смотрит на куклу. Смотрел-смотрел, а кукла вдруг с полки приподнялась, медленно полетела к Гному и в мешке его пропала. Сонечка вскочила с кроватки, подбежала к Гному, а мешок пуст. „Отдай, отдай!“ — кричала она, а Гном сидел и молча смотрел на нее грустными глазами.
И вот каждое утро девочка стала просыпаться все раньше и раньше, и видела, как ее игрушки и книжки, даже очень большие, бесследно исчезают у него в мешке, и поделать она ничего не могла. Пока у нее не остался только один старый мишка, с оторванной лапой и одним глазом. Сонечка стала с ним играть. Пришила ему пуговицу вместо глаза, постирала его, попросила у мамы тряпочку и сделала ему клетчатое ухо, назвала его Тишкой — и вообще очень полюбила. Так была занята заботой и этой новой дружбой, что и канючить забыла, и капризничать. И вот постепенно у нее стали появляться старые игрушки — Соня видела по утрам, как они по одной вылетают из мешка Гнома. Но мишка по имени Тишка все равно остался самым любимым».
Маленькая Варя неожиданно была просто потрясена этой откровенно назидательной историей, которую я рассказывала достаточно быстро, ей на ухо, потому что сидевший на верхней полке Виноградов уже несколько раз выматерился в контексте: «Что это за отдых!» А я, вместо того, чтобы объяснить ему, что с детьми не отдыхать надо, а растить их, силы свои душевные тратить, тогда, глядишь, и жизнь веселее покажется, смыслом каким-никаким наполнится, шипела в ухо Варьке наскоро облаченную в сказочную форму угрозу убрать и переколотить все ее игрушки, которую она сто раз слышала от меня просто так.
Канючить в бане она перестала. А вечером, перед сном, отказалась от книжки и попросила:
— Расскажи мне опять про Сонечку…
И я, из чисто взрослого эгоизма, стала рассказывать продолжение. Для меня читать или рассказывать одно и то же — пытка. Варя, не менее потрясенная, выслушала следующую историю, как Сонечка в одно прекрасное утро проснулась и обнаружила, что она стала такой же маленькой, как ее куклы. Так у нас начался «террор Сонечки». Сонечка на время заменила Варьке всех любимых героев. Она так хотела слушать мою сказку, что я придумывала и придумывала дальше, увлекшись и сама.
Я ловила себя на том, что нет-нет, да и пытаюсь протолкнуть что-то свое, взрослое, назидательное, обернув в сказочный фантик. И Варька доверчиво и трогательно это принимает. Наверно, психологи бы похвалили меня. А вот я чувствовала себя обманщицей и старалась, по крайней мере, сознательно не превращать сказку в урок хорошего поведения. Ведь Варька и так — девочка хорошая, честная, даже слишком хорошая для нашей жизни.
Сейчас Варя, надышавшаяся чистого воздуха, накатавшаяся на горке, лежала и изо всех сил пыталась открыть сами собой закрывавшиеся глаза.
— Мам, ну хотя бы чуть-чуть, расскажи, пожалуйста…
— Ты не помнишь, на чем мы остановились? Нашли они вход в пещеру или нет?
— Мам… Ну как же… там ведь сидела ворона, которая их послала совсем не туда… из вредности…
— А, точно. Ну вот, идут они, идут, а лес все гуще становится, все темнее, вокруг странные тени носятся, раздаются разные звуки, непонятные…
— Жуткие, да? — с радостью и ужасом прошептала Варька и прижалась еще крепче ко мне.
— Ага. Вот такие. У-у-у… О-о-о… — Я постаралась как можно страшнее прочавкать и простонать.
— Ой, мам, не надо, это как будто не ты…
— Не буду. Сонечка боится, просит Гнома: «Давай, обратно пойдем…» А он спрашивает: «А как же мишка Тишка? Так навеки у злого колдуна и останется? И он его в мясорубке прокрутит, котлеты из него сделает, волку своему сторожевому скормит?»
Я услышала тихий стук в дверь. И почему-то сразу подумала, что это Ольга. Я ее не видела с тех пор, как танцевала с Женей, но у меня все время было ощущение, что я чувствую ее взгляд.
— Сейчас! — Я натянула длинный свитер, который взяла для прогулок, прямо на ночную рубашонку и открыла дверь.
— Почему самые прекрасные женщины всегда уваливаются спать раньше всех? — За дверью стоял хозяин дома. Он переоделся, надел милый оранжевый свитер. Для кого-то это был бы слишком яркий цвет, но Женьке с его внешностью трогательного клоуна он очень шел, подчеркивая вечное отчаяние его глаз.
— Жень, неужели у тебя зеленые глаза? Повернись-ка…
— А-а-а, заметила? Ну надо же, и так крутился, и сяк, а ты только сейчас заметила… И в статье, главное, не написала…
Он прошел в комнату.
— Так, и почему вы спите, милые дамы?
— Знаешь голливудский рецепт красоты? Не меньше десяти часов ежедневного спокойного сна, без спиртного и снотворных.
— Правда? Нет, не знал… Ну, ладно… а можно, я тут у вас на белом коврике примощусь… подремлю…
Я с сомнением посмотрела на него.
— Конечно, конечно, — обрадовалась Варька. — Мама такую сказку рассказывает, ты тоже послушаешь!..
— Ой, — смутилась я. — Варюш, ну как Женя будет слушать наши сказки…
— С превеликим удовольствием, — отозвался тот и, правда, лег на чью-то белую шкуру, подозреваю, что настоящую медвежью.
— Ну… хорошо… — Мне было жарковато в свитере, но я не стала его снимать и легла прямо в нем к Варьке.
— Про мясорубку и колдуна, мам… — подсказала Варька, зная, что стоит мне отвлечься, я могу забыть что-то важное. — Тебе не жарко в свитере?
— Нет, что ты! Очень тепло и уютно. Ты засыпай, пожалуйста… Вот, и пошли они дальше. Идут, идут, а никакого входа в пещеру так и не видно. В такую чащобу зашли — ни белочек, ни зайчиков, птицы не поют, кузнечики не стрекочут, мертвая тишина…
Я рассказывала все тише и тише, потому что Варька задышала ровнее, навалившись головкой мне на плечо. Женя пару раз перевернулся на шкуре и тоже затих. Наверно, вскоре уснула и я, потому что когда я проснулась, в комнате горел ночник, была чуть приоткрыта фрамуга, и Жени на полу уже не было.
Я посмотрела на часы — половина третьего. Хорошо было бы съесть что-нибудь. Я поняла, что за всеми неожиданными танцами в зарослях зимнего сада и моими переживаниями, совсем ничего не ела.
Не совсем уверенная, что найду кухню, я тихо спустилась вниз.
Это была странная ночь.
Спускаясь по лестнице, я различила голоса, доносящиеся из какой-то комнаты. Один из голосов был, похоже, Ольгин. Она разговаривала с мужчиной. Слов не было слышно, но мне показалось, что они тихо ссорятся. Я поспешила спуститься. Так. Если пойти направо — то попадешь… не знаю куда, а если по этому коридору… то тоже не знаю. Везде горели приглушенные светильники, но мне от этого было не легче. Дом был построен в соответствии с характером хозяина — смотрите, пожалуйста, я вам и это покажу и то, и, вообще, «у меня секретов нет, слушайте, детишки!», а вот что там, за поворотом — никто не знает.