Есть такая чудноватая тенденция в современной архитектуре внутренних пространств — срезать углы, делать в комнате одну стенку полукруглой или потолок трапециевидным, с уступами и переменным уровнем. Обычно это продиктовано малым пространством, из которого таким образом пытаются делать большое: отрежь угол у комнаты, куда все равно толком ничего не поставишь, сделай в нем, к примеру, гардеробную. Получается рационально, но очень уж странно. Все-таки по необъяснимым законам психики — природа ведь не знает прямых углов — человек лучше всего чувствует себя в пространстве с четырьмя прямыми углами, по крайней мере, европеец.

В Женином доме огромные комнаты первого этажа с очень высокими потолками были порезаны смелым воображением какого-то архитектора для создания единого пространства двухсотпятидесятиметровой гостиной с полупрозрачными перегородками, нишами и неожиданными закутками. В одном из таких закутков я смело соблазнилась прелестями всенародного артиста, известного своими сугубо мужскими пристрастиями, в другой я, кажется, попала сейчас. То, что в полутьме показалось мне проходом, было на самом деле прозрачной стенкой, очень удачно задекорированной светящимся в темноте тюлем.

Я осмотрелась. Так, кажется, знакомое место — издалека я увидела большие, похожие на чудовищные лапы, листья монстер. Если бы там опять сидел Толя Виноградов, я бы попросила его помочь мне сориентироваться в этом загадочном пространстве Женькиного дома.

Я подошла поближе к монстерам. Толи там, разумеется, не было. Зато сидели Женя с Ольгой и играли в нарды. Идеальная ситуация: третьим в нарды не сыграешь. Я понадеялась, что они играют не на меня, помахала им рукой и побыстрее прошла мимо, точно не зная, куда иду. Пришла я к выходу, в то место, которое можно было бы назвать прихожей, если бы оно было точно ограничено. Я помнила, что наши вещи Женя повесил куда-то вглубь стены и задвинул зеркальной дверцей. Значит, надо искать зеркало.

— Хочешь сбежать? — Женя все-таки догнал меня.

— Н-нет… — Я сама точно не знала, почему вместо кухни и туалета я решила сначала выйти на воздух. — У меня же Варя спит наверху, куда я убегу?

— Ну а вообще? Тебе здесь не нравится? — Он взял меня за локоть, а я увидела в огромном зеркале издалека, из полутьмы сверкнувшие Ольгины глаза.

— Что ты! Очень нравится! Мне стало душно. И… еще я хочу есть. И где у тебя туалет, я уже забыла.

Женя засмеялся.

— Уж точно не на улице. Во-первых, туалет есть и в вашей комнате, вместе с ванной. Я же вам дал самую королевскую гостевую. Со всеми излишками цивилизации… Ты видела там дверь? Это же не в соседнюю комнату, а в ванную.

— А, понятно… Здорово… А где ты уложил остальных гостей? — Я чуть отодвинулась от него, потому что Ольга теперь откровенно села так, чтобы видеть нас. Мне казалось, что я участвую в каком-то спектакле — как актер на срочном вводе, которому еле-еле успели объяснить, откуда выходить и на какую реплику падать.

— Ну, во-первых… — он тоже рассмотрел в зеркале Ольгу и сильно ногой два раза лягнул воздух сзади себя, — часть людей уехала. Некоторые — в гостевом доме. А кто тебя конкретно интересует?

— Нет, никто.

Женя обнял меня за шею и повел на кухню. Не могу сказать, чтобы мне было противно. Но… Что-то изменилось с тех пор, как я непонятно зачем и почему с ним поцеловалась.

Кухня оказалась огромной, со сводчатым потолком, неожиданно, после отчаянного футуризма остального первого этажа, отделанной в стиле средневекового замка. Посреди стоял очень большой стол для готовки, со встроенными внизу ящиками и раковиной необычного, янтарного цвета.

— Очень красиво.

Я искренне похвалила Женин вкус, уверенная, что он принимал участие в оформлении дома — если уж он вникает в художественные детали в своем ресторане.

— Да? А мне кажется — неуютно. Как декорация в кино. Здесь только драки снимать, с тортами. Знаешь, вот так… — он ловко запрыгнул на высокий стол и неожиданно сзади притянул меня. — А можно и не только драки… Можно и…

Намерения его были недвусмысленны. Мне так не хотелось обижать Женю, но и настолько сближаться, особенно на кухне в доме, где полно гостей, его мама и… и другие…

— Не помешаю? Мне бы кофейку, — в кухню, спокойно улыбаясь, вошла Ольга.

Я успела тепло поцеловать Женю в щеку и отстраниться от него.

— Вот так всегда! Ай! — он легко соскочил со стола и взял бутылку с красным вином. — Сейчас, дорогая подруга, — он совсем незло посмотрел на Ольгу, — штрафную будешь пить, за то, что лишила именинника удовольствия. Знаменитого, именитого именинника… Как еще сказать, чтобы тебе стыдно стало?

Ольга покачала головой:

— Вот пожалуюсь маме, узнаешь тогда!

Женя налил себе полбокала, Ольге — полный, мне — каплю на дне. Они выпили за его здоровье, а я с тоской посмотрела на огромный деревянный шкаф — похоже, именно в нем прятался холодильник. Вряд ли мне удастся сейчас перекусить в такой нервной обстановке.

— У меня есть знакомый режиссер, — вдруг сказала Ольга. — Ты, Женька, его точно знаешь, он приглашал тебя как-то недавно в антрепризу, а ты отказался…

Женька сморщился:

— Ты б знала, подруга, сколько раз за неделю я отказываюсь. Ну так и что — режиссер?

— Он всюду носит в чемоданчике некое нехитрое приспособление, — продолжила Ольга с непонятным мне злорадством, — потому что у самого хиловато все как-то… А очень хочется, зудит и зудит в одном месте. Поэтому каждой приглянувшейся ему новенькой актрисульке он открывает чемоданчик со словами: «А у меня для тебя кое-что есть…»

— И что, находятся желающие?

— Немного, но бывает, если очень нравится роль. Чего не сделаешь ради высокого искусства!

— А ты-то откуда это знаешь? — Женька смотрел на меня сквозь бокал и подмигивал.

— Рассказывают люди…

— А зачем ты это сейчас рассказала? — спросил Женя.

— Из вредности! — неожиданно встряла я. — Так моя Варя говорит.

Они оба засмеялись, а я поставила свой нетронутый бокал на высокий стол.

— Я сейчас… — глупо улыбаясь, я потихоньку вышла из кухни.

В ванной я посмотрела на себя — растрепанные волосы, которые я еще утром заплела в аккуратную косицу и подколола красивой заколочкой, устрашающие синяки под глазами, и дурные, шальные глаза потерявшейся женщины.

Вот странно. У меня так всегда бывало с Виноградовым, Александром Виноградовым. Теряя — временно — его, я как будто теряла саму себя. С появлением Вари это несколько смягчилось, потеряло такую остроту и масштабность. Зато приобрело новые оттенки. У меня появился страх, тот самый страх «нищеты и одиночества», о котором говорила моя маленькая Варька в песочнице.

Я оделась и потихоньку вышла на улицу. По всей территории дачи горели желтые круглые фонари. Света они давали мало, но зато создавали уют. Дорожки были проложены так же художественно, как построены перегородки в доме. По тщательно очищенным от снега тропинкам можно было ходить очень долго, не возвращаясь на то же место. Ночь была морозная, я пониже опустила капюшон и пожалела, что не повязала еще поверх дубленки из несчастного козлика с грустными глазами Варькин теплый шарф. Перестала греть меня эта полушубка. Зря не надела финскую куртку. И ощущение другое — подтянутое, спортивное, и купила сама, а козлика подарил Саша — в конвертике с надписью «Шубка скромная, другая будет потом, а „потом“ надо еще заслужить. Шутка! Саша В.» Я наклонилась, взяла немного чистого снега и приложила ко лбу. Внутри холодно, голове жарко, душе тоскливо…