– А может, он очень сильный? Или ездит в самодельном бульдозере, кто знает? Во всяком случае, сузив угол до одной злой фигуры, мы увеличим тиражи. Порок, малютка, порок! Вот что нам нужно! – Он уловил тень нерешительности на ее лице. – Что, Что это такое?

– Я так ушла в это дело с Тараканом, Трейс, что мне кажется, что мне следовало бы бросать его прямо сейчас. Почему бы не пустить новым следом Сэнди? Теперь…

– Слушай,– настаивал редактор. – Могильщика никто не знает, к тому же, ты в три раза лучше пишешь, чем Сэнди. Теперь вперед! Принимайся за работу!

Гейл нехотя поднялась:

– И все–таки мне бы хотелось остаться со старой темой.

– Могильщик! И вперед!

Она двинулась к двери, не в силах поверить в этот стремительный поворот событий. В голове пульсировала боль, желудок свело, она чувствовала себя больной до последней клетки тела. “Ведь все это чушь! – сказала она себе. – Таракан, вот что действительно важно, если подумать о моей карьере. Но это… это дерьмовая чушь!”

– Погоди минутку,– сказал Трейси, когда она повернулась, чтобы уйти. – Ты не видела Кидда? Мне нужно, чтобы он сделал снимки Мисс Калифорнии сегодня после полудня.

– Нет, в последнее время не видела. В субботу мы пошли на концерт Джоан Боаз, но вчера я его целый день не видела. Может, он отправился к людям “Зеленого Мира”?

Трейси вздохнул:

– Этот парень размазывает свою энергию очень уж тонким слоем, тебе не кажется? Послушай, ты не позвонишь ему, когда будет время? Он мне в самом деле нужен, чтобы снимок был готов уже сегодня.

Она кивнула, все еще не совсем придя в себя, и вышла из кабинета. Снаружи Холли Фортунато рассказывала спортивному комментатору Биллу Хейлу о том, какой богатый выбор хлыстов оказался в кладовой у одного режиссера, с которым она познакомилась в субботу. Гейл села за свой стол, принялась перекладывать бумаги, стараясь придумать выход из положения, в которое втравил ее Трейси. И все же три разгромленных кладбища – в буквальном смысле разнесенных в клочья, и все это – за две недели… Кому позвонить для начала? Она припомнила имена нескольких офицеров из отделения по антивандализму, кажется, Дэвис Тортиричи был капитаном отделения, но она не была уверена, что помнит все правильно.

Но еще одна забота скрыто не давала ей покоя – где же Джек? Он обещал пригласить ее на обед в “Мандарин” в воскресенье вечером, но так и не позвонил. Она провела вечер дома, попивая белое вино и читая отвратительную книжонку под названием “Грех Бетании”, которую со скуки отшвырнула после четвертой главы. Она хотела быть с Джеком, ей в самом деле было это необходимо, и она три или четыре раза за вечер набирала его номер. И каждый раз телефон не отвечал минут десять и лишь тогда Гейл опускала трубку. Где же он мог быть?

“А кто я такая? – спросила Гейл себя. – Мама–наседка?” Но тут рука сама потянулась к телефону. Она набрала номер квартиры Джека.

Ответа не было.

Джек мог находиться в дюжине самых разных мест. Она уже привыкла к тому, что наиболее постоянной чертой Джека было непостоянное местонахождение. “Это все гороскоп,– гордо пояснил он Гейл. – Близнецы – вот мой знак Зодиака”.

Она повесила трубку телефона и истратила еще несколько минут, приготавливая себе чашку кофе, потом перешла к столу, за которым Кенни Морроу выколачивал на клавишах своей машинки очередную колонку советов по здоровью. В эту неделю колонка открывалась письмом из Сакраменто – читатель сообщал, что по его мнению, правительство контролирует сексуальную жизнь особыми лучами из цветного телевизора. Она читала через плечо Кенни, когда зазвонил телефон. и она поспешила снять трубку – вдруг это звонил Джек?

– Гейл? – спросил человек на другом конце провода. – Это Том Чемпен, из “Таймс”. Помнишь? Мы пару раз встречались на пресс–конференциях Палатазина.

– Да, конечно. – Она смутно помнила этого парня. Крепкий, лысеющий, в коричневом клетчатом плаще. – Как поживаешь, Том?

– Отлично. Особенно с того момента, когда заглянул в вашу газету и обнаружил Могильщика… Кому пришла в голову идея?

– Редактору.

– Великолепно. У вас в самом деле пошел вверх тираж…

– Могу помочь тебе чем–нибудь, Том? – перебила она, потому что сарказм в его голосе начал ее раздражать.

– Что? Ах, да, послушай, не ершись. Я просто шутил. На самом деле я позвонил, чтобы тебе помочь. Мы, журналисты, должны держаться вместе, верно? – Он сделал паузу в несколько секунд. Гейл молчала, злость тихо кипела. – Наша газета уже вышла в продажу, поэтому я решил передать информацию тебе. Мы дали всего несколько строк на одиннадцатой странице, но я подумал, что ты могла…

– Том

– Хорошо–хорошо. Кто–то раскопал вчера ночью кладбище на Рамона Хейтс. Унес около двадцати пяти гробов, мертвецов оставили валяться по всему кладбищу. Сторож, парень по имени… сейчас, ага… Алкавар, сейчас числится среди пропавших без вести. Полиция Хайленда проверяет кое–какие отпечатки колес, найденные в траве. Похоже, что наш приятель Могильщик разъезжает в большом грузовике. И не говори теперь, что я никогда тебе не помогал.

Гейл начала делать заметки в своем блокноте. “Что за черт, что происходит?” – с изумлением подумала она. В ней впервые загорелась искра любопытства.

– А у тебя есть имя и адрес этого парня, Алкавара?

– Зовут Ноэль. Полиция дала мне адрес его брата – он постоянный сторож на этом кладбище – 909, Коста–Меза авеню в Хайленд–парке. Ты думаешь, что он сам погрузил в машину эти гробы? Зачем?

– Ничего я не думаю. Просто, ищу точку для начала. Спасибо, что позвонил. Между прочим, это еще не значит, что я покончила с Тараканом.

– Ага, я слышал, что ты старалась выжать что–нибудь из старика Палатазина. Мы все уже давно опустили руки. Думаю, что–нибудь у тебя может получиться. Гм… послушай, Гейл, помнишь, я рассказывал тебе о ситуации с моей женой? Я переехал теперь в другой дом, стал вроде как вольной птицей. Как насчет обеда сегодня вечером? У меня ключ–карточка Плейбой–клуба и ты могла бы посмотреть мою новую квартиру, определить, чего в ней не хватает…

– Сегодня? Гм… Нет, Том, я боюсь, что я не смогу.

– Тогда завтра, а?

– Том, меня зовет редактор. Поговорим позже. И огромнейшее тебе спасибо за информацию. Пока.

Она повесила трубку и