Не говоря никому ни слова, Труда пошла к сараю, затем в дом, подняла телефонную трубку и набрала сигнал тревоги. Через двадцать минут из Лоберга прибыла добровольная пожарная команда. Длинными лестницами и досками мужчины обезопасили доступ к шахте, прежде чем доброволец с канатом, обвязанным вокруг живота, на лебедке спустился на три метра.

Прошел еще почти целый час, прежде чем Бен оказался в больнице скорой помощи. Труда стояла рядом и держала его за руку, в то время как врач обследовал ребра, голову и назначал рентгенограммы различных органов.

У него ничего не было сломано, но ушибами, гематомами и царапинами покрыто почти все тело. В больнице никто не заподозрил, что такое множество ран могло иметь и другие причины, помимо падения на глубину шахты. Бен получил компресс с фиксирующей повязкой вокруг грудной клетки, еще несколько с мазью на голову, руки и ноги, пузырь со льдом на глаза, широкие ленты пластырей на нос и щеки. Когда врач наконец отошел от него, Бен, словно мумия, лежал на белой простыне.

Труда подсела к нему, осторожно погладила немногие свободные от бинтов участки кожи и попыталась узнать, как он попал в шахту и не отправил ли его туда один из «спасателей». Сначала она услышала только странно безучастное «руки прочь». Из этой фразы Труда в первый момент заключила, что в случившемся несчастье ему никто не посодействовал.

— Да, да, — кивая, отозвалась Труда со слезами в глазах. — Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не смел близко подходить к шахте! Теперь видишь, что происходит, когда ты меня не слушаешь. Могло быть еще хуже. Что только тебе там было нужно?

— Сволочь, — пробормотал Бен.

Объятая ужасом Труда поднесла руку ко рту, нагнулась к нему поближе, чтобы никто не слышал, и спросила:

— Тебя сбросил туда Бруно? Если это сделал он, скажи наконец.

Он не ответил. Измученный болью, страхом и прочими переполнявшими его чувствами, он закрыл глаза.

Уже в пять утра Труда поднялась с постели. После всего, что Якоб рассказал о Хайнце Люкке, она почти не спала. Благодаря четырем кружкам пива в эту ночь Якоб спал крепче обычного. И не слышал, как жена встала и крадучись через прихожую отправилась в комнату Бена. Быстрый взгляд внутрь. Кровать пуста.

Труда прикрыла дверь, зашла в ванную и затем спустилась по лестнице. Села за кухонный стол, чувствуя тяжесть и онемение в теле, по самое горло наполненном серым месивом паники. Неужели Хайнц Люкка мог такое сделать? Приветливостью и плитками шоколада выдрессировать для себя убийцу? И ничего не нашли, потому что мужчина с рассудком позаботился о том, чтобы не осталось никаких следов? Возможно, Хайнц увозил трупы на машине? И не заметил, что несколько пустяков Бен оставил для себя.

Около шести Труда полностью запуталась в мыслях, ощущая отсутствие сына в кровати центнером свинца на своих плечах. Затем, собравшись с силами, поднялась, приготовила завтрак и разбудила Якоба.

«Не шуми, — сказала она мужу. — Бен еще спит».

Когда в семь часов Якоб покинул дом, Труда отправилась в курятник, в надежде найти Бена там. Для сына курятник всегда служил убежищем. Тем местом, где началась мистерия его жизни, когда он открыл для себя нежность пушистого комочка, а затем получил взбучку.

Надежды Труды не оправдались. В курятнике она нашла только несколько яиц. В кладке, расположенной около двери, лежало пять штук, еще теплых. Труда собрала все и, подняв полу халата, уложила их туда и, наклонившись, стала пробираться к выходу. В курятнике было сумеречно, но скоро ее глаза привыкли к полумраку. И тут она заметила матерчатую куклу в гнезде у стены слева. И обратила внимание на пеструю тряпку, надетую на куклу.

Придерживая одной рукой полу халата, другой, свободной, Труда взяла игрушку Бена и принялась рассматривать тряпку с наморщенным лбом. Яркого желтого цвета, в модных каталогах такой обозначают как «желтый неон», с многочисленными розовыми крапинками.

Труда опознала в тряпке трусики. Они были натянуты на куклу поверх пришитого к туловищу платья. Труда забыла про яйца, отпустила полу халата, сорвала трусики, усадила куклу обратно в гнездо, распрямилась, подошла к двери и принялась рассматривать находку на ярком утреннем свете.

Трусики были чистыми, не считая прилипшего кое-где куриного помета. Когда Труда поднесла их к носу, то ощутила слабый запах каких-то духов или стирального порошка. Никаких следов крови, ничего подозрительного. Беспорядочное биение сердца и боль, как от укола, прошедшего сквозь грудь, постепенно утихли.

Она помчалась к входной двери, далее — в кухню, бросила яркую, пеструю тряпку в направлении угольной плиты и увидела оставшуюся с вечера посуду — обе тарелки, ложку и вилку. Ножа не было! Труда была абсолютно уверена, что не мыла его вчера и не запирала на ключ. Непростительная халатность и то, что Якоб рассказал о Хайнце Люкке…

Несколько мгновений она стояла, ощущая, как спину то обжигает кипяток раскаяния, то леденит страх. Взгляд медленно блуждал от вилки к желтой тряпке на полу и обратно. Таких трусиков в доме никогда не было.

Чуть позже из старых газет разгорелся огонь. Среди прочих горела и та, которую Якоб отнес к стопке с макулатурой в подвал и о которой хотел поговорить во второй половине дня. Когда Труда склонилась над открытой плитой, чтобы предать трусики огню, она как раз успела увидеть, как безупречное кукольное лицо Марлены Йенсен в газете окрашивается в черный цвет, чтобы сразу погаснуть. Почти символическая картина.

Она нерешительно потерла ткань между пальцами, затем уронила желтые, как неон, трусики, как будто уже горящие сами по себе, в огонь. Они моментально сгорели.

Такой яркий, режущий глаза цвет, — кто мог такое носить? Труда задвинула конфорки на место и снова села за стол. «Девушке, самое большее, двадцать с небольшим, — сказал Якоб. — И она категорически отказалась от моего предложения подвезти ее до дверей Люкки». Они были такими легкомысленными, эти молодые современные женщины, ощущали себя сильными и не догадывались, что с ними может произойти все, что угодно.

Но не настолько же глуп Хайнц Люкка, чтобы натравить своего дрессированного друга на молодую женщину, о которой в трактире Рупольда знали, что она собиралась к нему домой. При сложившихся обстоятельствах каждый начал бы с вопросов к адвокату. Предположительно, что кто-нибудь хватится этой женщины. Вольфганг Рупольд сказал Якобу: «Если такая исчезнет…» И после всего, что Эдит Штерн рассказала Якобу, можно было подвергнуть сомнению, что ее семья знала о визите девушки в деревню.

Несколько секунд сердце Труды слабо трепыхалось, отчаянно пытаясь постепенно, по капле, протолкнуть сквозь судорожно сжавшееся от страха сплетение сосудов пол-литра крови наверх. Началось сильное головокружение. Силой воли Труда взяла себя в руки.

Это всего лишь трусики. Вероятно, Бен снова вспугнул влюбленную парочку, исчезнувшую так поспешно, что они остались на месте свидания.