неведомыми силами никак не проявилась, это свойство, по-видимому, пребывало в ней под спудом и ждало какого-то толчка, и такой толчок дала неизвестная женщина, которую кузина два года подряд встречала в канун Дня Всех Душ на подъездной аллее. Дата, несомненно, подтверждает мою гипотезу, ведь даже в наш прозаический век найдутся такие, кто все еще помнит, что канун Дня Всех Душ – это ночь, когда мертвецы встают из могил, когда подобным же образом и другие духи, будь то сострадательные или злобные, также не подчиняются закону, согласно которому во все остальные дни землей распоряжаются исключительно живые ее обитатели.

Если связь странных событий с этой календарной датой не является простым совпадением – а по-моему, так оно и есть, – остается предположить, что незнакомка, дважды появлявшаяся в канун Дня Всех Душ в подъездной аллее Уайтгейтса, была либо призраком, каких называют «фетч»[88], либо, что еще вероятней и притом тревожней, живой женщиной, в которую вселилась ведьма. Как хорошо известно, история колдовства изобилует подобными случаями, и, вполне возможно, женщина была послана соответствующими силами, чтобы призвать Агнес и других слуг на некий полуночный «шабаш» в одинокой местности где-нибудь по соседству. Тем, кто задастся вопросом, что происходит на шабашах и чем они так неодолимо привлекательны для робких и суеверных натур, достаточно обратиться к многочисленным трудам, трактующим об этих таинственных ритуалах. Всякий, кому придет однажды мысль, что неплохо бы из любопытства хоть глазком взглянуть на шабаш, обнаруживает вскоре, что любопытство переродилось в желание, а желание – в непреодолимую тягу, которая при случае заставит его нарушить все запреты, ибо тот, кто однажды побывал на шабаше, не остановится ни перед чем, только бы поучаствовать в нем снова.

Таково мое – предположительное – объяснение того, что случилось в Уайтгейтсе. Как я часто слышала от кузины, она нипочем не могла поверить, чтобы история, уместная в глуши Гебридских островов, произошла в густонаселенной Коннектикутской долине – обители бодрости и веселья; но даже не веря, она не переставала опасаться – такие парадоксы случаются нередко – и, настаивая на том, что тайна наверняка имеет естественное объяснение, все же так и не вернулась, чтобы его поискать.

– Нет-нет, – повторяла она, вздрагивая, когда я заговаривала о ее возвращении в Уайтгейтс, – не хочу рисковать. Вдруг мне снова явится эта женщина… – И она так и не вернулась.

Кливленд Лэнгстон Моффетт

История о загадочной карточке

1

Загадочная карточка

Всю жизнь Ричард Бервелл, житель Нью-Йорка, будет досадовать на то, что его не позаботились научить в юности французскому языку.

И вот по какой причине.

На следующий вечер после прибытия в Париж Бервелл, чьи жена и дочь задержались у подруги в Лондоне, почувствовал себя одиноко и задумался о посещении театра. Справившись по ежедневнику увеселений, он остановился на «Фоли-Бержер»[89], поскольку был наслышан об этом знаменитом варьете. В антракте он вышел в красивый сад, где среди цветов, огней и фонтанов прохаживались веселые толпы зрителей. Едва он уселся за трехногий столик, чтобы полюбоваться непривычным зрелищем, как его внимание привлекла очаровательная женщина, одетая броско, но с безупречным вкусом, которая прошла мимо, опираясь на руку какого-то господина. Что касается последнего, то Бервелл заметил только, что на нем были очки.

Бервелл никогда не причислял себя к любимцам прекрасного пола и потому с трудом поверил собственным глазам, когда дама покинула своего спутника и, словно о чем-то вспомнив, повернула назад, а когда оказалась рядом с ним, проворно кинула на столик карточку. Там были какие-то французские слова, написанные фиолетовыми чернилами, но Бервелл, не владевший французским, ничего не понял. Дама, не оглядываясь на него, снова присоединилась к господину в очках и с достоинством и грацией принцессы покинула сад. Бервелл, не отрывая взгляда от карточки, остался сидеть.

Стоит ли говорить, что и представление, и прочие диковинки вылетели у него из головы. Все сделалось скучным и пресным после этого ослепительного видения, столь мимолетного и загадочного. Теперь ему хотелось только одного: узнать, что означают написанные на карточке слова.

Подозвав фиакр, Бервелл поехал к себе в «Отель Континенталь». В конторе он, отозвав в сторону управляющего, попросил его перевести несколько слов с французского. Их было не больше двух десятков.

– Да-да, конечно, – с обычной для французов любезностью отозвался управляющий, пробегая глазами карточку. По мере чтения его лицо удивленно вытягивалось, он смерил Бервелла пристальным взглядом и взволнованно произнес: – Откуда вы это взяли, месье?

Тот начал было объяснять, но управляющий его прервал:

– Довольно, довольно. Вы должны покинуть наш отель.

– То есть как? – поразился нью-йоркский гость.

– Я настаиваю, чтобы вы сегодня же – сей же час – покинули наш отель, – с нажимом повторил управляющий.

Пришел черед Бервеллу вспылить, и он заявил в гневе, что, если его гонят из этого отеля, в Париже найдется множество других, где он будет желанным гостем. С гордым видом, но разобиженный в душе, он оплатил счет, послал за своими вещами и отбыл на Рю-де-ла-Пэ в отель «Белльвю», где и провел ночь.

Наутро Бервелл познакомился с владельцем, который показался ему добрым малым, и, решив рассматривать вчерашнее происшествие как курьез, поведал о нем подробно и с удовольствием убедился, что имеет дело с сочувственным слушателем.

– Ну-ну, что взять с дурака, – заключил управляющий. – Дайте-ка мне карточку, я расскажу, о чем там говорится.

Но прочитав, он переменился в лице и посуровел.

– Дело нешуточное, – заявил он. – Теперь я понимаю, почему мой коллега отказался вас принимать. К сожалению, месье, я вынужден последовать его примеру.

– Что вы этим хотите сказать?

– Только то, что вы не можете здесь оставаться.

Сказав это, управляющий отвернулся, и охваченный негодованием гость не смог добиться от него объяснения.

– Я этого так не оставлю, – пригрозил Бервелл, окончательно выведенный из себя.

Время близилось к полудню, и ньюйоркец вспомнил, что уговорился встретиться за ланчем со своим бостонским приятелем, который с семьей остановился в «Отель де л’Альма». Погрузившись с багажом в карету, он дал распоряжение кучеру ехать прямо туда, поскольку рассчитывал посоветоваться с соотечественником перед выбором нового жилья. Выслушав его историю, приятель очень возмутился, и это обнадежило Бервелла, так как он знал, что его собеседник долго жил за границей и изучил местные нравы и обычаи.

– Дружище, это какое-то нелепое недоразумение, я поразмыслю, в чем тут дело. А пока распорядись, чтобы выгрузили твой багаж, и оставайся. Здесь по-домашнему уютно, и вместе нам будет веселее. Но прежде разреши мне