В коридоре она на минуту прислонилась к окну. «Это как с „Марией Селестой“[83] – Марией Небесной на terra firma[84], – подумала она, вспомнив неразгаданную тайну моря из своего детства. – Никто так и не узнал, что случилось на борту „Марии Селесты“. И может быть, никто не узнает, что случилось в этом доме. Никто, даже я сама».

При этой мысли подспудный страх внутри нее словно приобрел новое качество. Теперь его можно было сравнить с холодной как лед жидкостью, бегущей по всем жилам и омывающей сердце. Сара поняла, что раньше не знала, что такое страх, как не знают этого, наверное, и большинство ее знакомых. Потому что это было ощущение, ни на что не похожее…

Страх настолько ею завладел, что она не осознавала, как долго стоит у окна. Потом, повинуясь внезапному импульсу, она двинулась в судомойню. Начать с нее Сара решила потому, что там имелась в стене скользящая дверца, сдвинув которую можно было незаметно заглянуть в кухню, где, как подсказывало ей смутное чувство, таился ключ к загадке. Она прониклась убеждением, что именно в кухне сходятся все нити.

Как и ожидалось, в судомойне все было чисто прибрано. Какие бы события ни произошли в доме, они никого не застали врасплох; никаких следов внезапного бегства не было видно. «Похоже, они всё знали заранее и навели порядок», – подумала она. Глянув на дальнюю стену, Сара обнаружила, что скользящая дверца отодвинута. Добравшись до нее, она впервые услышала звуки. Это был мужской голос – негромкий, но выразительный, и он был Саре незнаком.

Похолодев от страха, миссис Клейберн остановилась. И снова это был другой страх. Прежние шли от умозаключений, от призрачных эманаций, порожденных тишиной. На сей раз страх был самый обычный, житейский – боязнь злоумышленников. О господи, как же она не вспомнила о револьвере, который после смерти мужа положила к себе в ящик комода?

Осторожно ступая по гладким плиткам, миссис Клейберн направилась к двери, но посреди комнаты трость выскользнула у нее из руки и с грохотом упала на пол. По пустому дому покатилось многократное эхо, и миссис Клейберн в ужасе застыла на месте. Теперь, когда она выдала себя, бежать было бесполезно. Тот, за кухонной дверью, кто бы он ни был, мгновенно ее настигнет…

Однако голос, к ее удивлению, не умолк, как если бы ни говорящий, ни слушатели не обратили внимания на грохот. Невидимый посетитель говорил так тихо, что невозможно было ничего разобрать, но тон был решительный, чуть ли не угрожающий. В следующий миг миссис Клейберн поняла, что слышит иностранную речь, причем на неизвестном ей языке. И снова настоятельное желание узнать, что, скрытое от зрения, происходит совсем рядом, возобладало над страхом. Она подкралась к дверце, потихоньку заглянула в кухню и обнаружила там все тот же безупречный порядок. Но в середине тщательно выскобленного стола стоял переносной радиоприемник, из которого и шел звук…

Потом она, наверное, впала в беспамятство; во всяком случае, силы ей изменили, голова закружилась, и все стало видеться как в тумане. Но немного погодя она доковыляла до буфетной, нашла бутылку то ли бренди, то ли виски – чего именно, ей не запомнилось, взяла стакан и налила себе спиртного. Пока оно растекалось по венам, она, не раз останавливаясь в испуге, одолела путь по пустынному нижнему этажу, по лестнице и по коридору к двери спальни. Там она, по-видимому, снова потеряла сознание и упала на пороге…

Когда миссис Клейберн очнулась, первой ее мыслью было запереться на замок, второй – достать револьвер мужа. Он не был заряжен, но она отыскала патроны и ухитрилась зарядить оружие. Далее, вспомнив, что Агнес перед уходом отказалась унести поднос с чаем и сэндвичами, она внезапно почувствовала голод и набросилась на еду. Позднее она вспоминала, как была удивлена, заметив стоявшую рядом с термосом фляжку с бренди. Выходит, Агнес заранее планировала свое исчезновение и даже то, что госпоже, которая обычно не употребляла спиртное, понадобится подкрепить себя до возвращения служанки. Миссис Клейберн налила немного бренди в чай и жадно его проглотила.

Далее (как впоследствии рассказывала мне кузина) ей удалось разжечь камин, после чего она, согревшись, залезла в постель и набросила на себя все одеяла, какие нашлись. Вечером ее помутненному болью сознанию то и дело мерещились неясные страхи: она боялась, что останется лежать одна, без помощи, пока не замерзнет насмерть; боялась и самого одиночества. У нее не осталось сомнений, что дом пуст – пуст весь, от подвала до чердака. Она не знала, почему так в этом уверена, но чувствовала, что причина заключается в особом характере тишины – тишины, которая сопровождала ее во время осмотра дома, а теперь окутала как саван. Она была уверена, что, если бы поблизости присутствовало, даже скрытно, человеческое существо, в этой плотной тишине возникла бы тоненькая трещинка, как от камешка, брошенного в стекло…

4

– Ну как, получше? – произнес доктор, закончив с ее лодыжкой и выпрямляясь. Он с упреком покачал головой. – Похоже, вы не послушались предписаний врача? Вставали, небось, с постели… а? А ведь доктор Селгроув наверняка запретил вам двигаться до следующего его визита, а?

Доктор был посторонний, знакомый миссис Клейберн только по имени. Ее постоянный врач был вызван утром в Балтимор к одному престарелому пациенту и попросил молодого коллегу, начинавшего практику в Норрингтоне, его подменить. Новый врач робел и, как нередко бывает со стеснительными людьми, держал себя немного фамильярно, и миссис Клейберн решила, что он ей малосимпатичен. Но не успела она соответствующим тоном дать ответ (а она как никто умела придать своему голосу нотку неодобрения), тут же вмешалась Агнес – да, та самая, всегдашняя Агнес, которая стояла за доктором и выглядела по-прежнему строго и аккуратно.

– Миссис Клейберн, наверное, вставала ночью и бродила по дому, вместо того чтобы, как положено, позвонить мне, – осуждающе проговорила она.

Это было слишком! Несмотря на мучительную боль, миссис Клейберн рассмеялась.

– Позвонить тебе? Это когда электричество было отключено?

– Электричество? Отключено? – Агнес мастерски изобразила изумление. – Когда это? – Она нажала кнопку у кровати, и тихая комната огласилась звоном. – Вчера вечером я перед уходом проверила звонок, мадам, потому что, будь он неисправен, я бы не оставила вас одну, а легла спать в гардеробной.

Миссис Клейберн лежала и молча глядела на нее.

– Вчера вечером? Вчера вечером я была дома одна.

На решительном лице Агнес не дрогнул ни один мускул. Она смиренно сложила руки на своем опрятном фартуке.

– Может, мадам,