Майкл прильнул к ее телу, обвил ее руками, а она отвела руки на– зад, чтобы ухватиться за железную раму кровати, пока они сначала при– лаживались друг к другу, потом стали двигаться в нежном унисоне. Это стало танцем страсти, балетом нежности, и в его апогее Габи вскрикну– ла, уже не думая о том, что ее услышат, а Майкл дал волю своим чувст– вам. Его позвоночник выгнулся, тело было обхвачено ее пульсирующей хваткой, то крепкой, то ослабевавшей, в соответствии с их движениями, и напряженность его разрядилась несколькими выплесками, после которых он словно бы обессилел.

Габи плыла белым кораблем с полными ветра парусами и твердой ру– кой на рулевом колесе. Она расслабилась в его объятии, и они улеглись рядом, дыша единым дыханием, в то время как в далеком соборе отзвони– ли полночный звон.

Незадолго перед рассветом Майкл отвел волосы с ее лица и поцело– вал ее в лоб. Он встал, стараясь ее не разбудить, и прошел к окну, оглядел открывавшийся вид на Париж, освещенный едва показавшимся ро– зовым краем солнца, чуть видимым на темно-синем фоне ночи. Над землей Сталина уже рассвело, и горящий солнечный глаз поднялся над террито– рией Гитлера. Это было начало дня, ради которого он прибыл сюда из Уэльса; в течение ближайших суток он или добудет информацию, или по– гибнет. Он наполнил легкие утренним воздухом и почуял на себе запах плоти Габи.

«Живи свободным», подумал он. Последний приказ мертвого короля.

Резкая прохлада воздуха напомнила ему про лес и белый дворец, оставшиеся в давнем прошлом. Воспоминания эти всколыхнули ту горяч– ность, которой не суждено когда-либо быть охлажденной, ни женщиной, ни любовью, ни чем-то иным, созданным руками человека.

Кожу у него закололо будто бы сотнями иголок. Он внезапно начал переходить в звериное обличье, быстро и мощно. Черная шерсть пошла по тыльной стороне рук, побежала по задней части бедер и пробилась на ляжках. От него стал исходить волчий дух, источаемый плотью. Полоски черной шерсти, некоторые с седыми прожилками, покрыли его руки, про– бились на кистях и стали шевелиться, гладкие и живые. Он поднял пра– вую руку и смотрел, как она меняется, палец за пальцем, по ней побе– жала черная шерсть, охватывая запястье. Шерстяной покров побежал по предплечью, рука меняла форму, пальцы втягивались внутрь с легким по– трескиванием костей и хрящей, которые пронизывали болью нервы и вы– звали пот на лице. Два пальца почти исчезли, а на их месте показались крючковатые темные когти. Позвоночник у него стал выгибаться, как лук, издавая легкие трескучие звуки от стиснутости.

– Что это?

Майкл опустил руку и прижал ее к боку, вцепившись в него пальца– ми. Сердце у него ёкнуло. Он обернулся к ней. Габи сидела на постели, глаза опухли от сна и следов страсти.– Что случилось? – спросила она, голос у нее со сна охрип, но в нем была нотка напряженности.

– Ничего,– сказал он. Его голос был хриплым шепотом.– Все в по– рядке. Спи.– Она заморгала и улеглась опять, обернув ноги простыней. Полосы черной шерсти уползли со спины и бедер Майкла, обратившись в мягкую податливую мякоть. Габи сказала: – Пожалуйста, обними меня. Хорошо?

Он подождал еще несколько секунд. Потом поднял правую руку. Пальцы снова были человеческими, остатки волчьей шерсти сбегали с за– пястья и предплечья, переходя в кожу с редкими волосками. Он сделал один глубокий вздох, и почувствовал, как позвоночник его распрямился. Он опять стал в полный рост, и тяга к смене облика исчезла.– Ну ко– нечно,– сказал он ей, ложась на кровать и кладя правую руку – опять совершенно человеческую – на плечи Габи. Она угнездилась головой на его плече и сонно сказала:

– Чувствую, что откуда-то пахнет мокрой псиной.

Он слабо улыбался, пока Габи не задышала глубоко и не уснула снова.

Прокричал петух. Ночь уходила, наступал день, на который он сде– лал ставку.

– Ты уверен, что ему можно доверять? – спросила Габи, когда они крутили педали велосипедов к югу по улице Пиренеев. Они наблюдали за Мышонком, маленьким человеком в заношенном плаще, ехавшим позади них на помятом велосипеде, направляясь к пересечению с улицей Де Менил– монтан, где он должен был свернуть к востоку, к шоссе Гамбетта.

– Нет,– ответил Майкл.– Но скоро мы это выясним.

Он потрогал «Люгер» у себя под плащом и свернул в переулок, а вслед за ним и Габи. Рассвет был только формальным; на солнце надви– гались тучи свинцового цвета, по улицам гулял прохладный ветер. Майкл проверил время по своим часам с ядом: восемь двадцать девять. Адам должен появиться из дома, следуя ежедневному распорядку, через три минуты. Он должен пойти от Рю Тоба к шоссе Гамбетта, где должен по– вернуть к северо-востоку по пути к серому зданию, над которым разве– вались флаги нацистов на Рю де Бельвилль. К тому времени, когда Адам дойдет до перекрестка шоссе Гамбетта с Рю Сен-Фарж, Мышонок должен быть на своем месте.

Майкл разбудил Мышонка в пять тридцать, Камилла раздраженно на– кормила их всех завтраком, и Майкл описал ему Адама и муштровал его до тех пор, пока не убедился, насколько мог, что Мышонок сможет опоз– нать Адама на улице. В такой ранний час улицы были еще сонными. Толь– ко несколько других велосипедистов и пешеходов двигались на работу. В кармане Мышонка была сложенная записка со словами: «В твоей ложе. В Опере. Третий акт, сегодня вечером».

Они въехали в переулок Рю де ла Шин, и Майкл едва не наскочил на двух идущих рядом немецких солдат. Габи успела вывернуть позади них, и один из солдат заорал и засвистел на нее. У нее были еще свежи сладкие воспоминания от ощущений прошлой ночи, и она беззаботно при– встала с сиденья и пошлепала себя по заду, приглашая немцев поцело– вать ее туда. Оба солдата захохотали и зачмокали от удовольствия. Она ехала за Майклом по улице, покрышки колес прыгали по булыжнику, а за– тем Майкл свернул в переулок, где прошлой ночью столкнулся с Мышон– ком. Габи в соответствии с их планом поехала по Рю де ла Шин дальше к югу.

Майкл остановил свой велосипед и подождал. Он смотрел в начало переулка, выходящего на Рю Тоба футах в тридцати пяти от него. Мимо прошел человек, темноволосый, сутулый, направлявшийся в другую сторо– ну. Явно не Адам. Он посмотрел на часы: восемь тридцать одна. Мимо начала переулка, оживленно беседуя, прошли мужчина с женщиной. Любов– ники, подумал Майкл. У мужчины была темная борода. Не Адам. Проехала телега, цоканье лошадиных подков эхом отдавалось в переулке. Несколь– ко велосипедистов неторопливо прокрутили педали. Молочный фургон, здоровый возница зазывал покупателей.

И тут мимо переулка в сторону шоссе Гамбетта прошел мужчина в длинном темно-коричневом плаще, держа руки в карманах. Силуэт мужчины выделялся четко, нос его был как клюв ястреба. Это не был Адам, но на нем была черная кожаная шляпа, на которой за ленточку было заткнуто перо, как у того сотрудника гестапо, на дороге, вспомнил Майкл. Муж– чина внезапно остановился, прямо у входа в переулок. Майкл прижался спиной к стене, прячась за кучей ломаных ящиков. Мужчина огляделся, спиной к Майклу; в переулок он бросил беглый взгляд, который сказал Майклу, что он много раз это проделывал. Тогда мужчина снял шляпу и сбил с ее полей воображаемую пыль. Затем вернул шляпу на голову и продолжил идти в сторону шоссе Гамбетта. Сигнал, догадался Майкл. На– верно, кому-то дальше по улице.