– Вы могли бы уменьшить эту угрозу, сделав то, о чем я попрошу,– сказал ему Майкл.– Между здешним побережьем и Берлином большое про– странство.

Мышонок ничего не сказал, он просто стоял, уставившись в никуда, руки его висели по бокам.

– Сколько вы хотите денег,– подтолкнул его Майкл.

Мышонок молчал. Потом тихо сказал:

– Я хочу домой.

– Хорошо. Сколько для этого нужно денег?

– Нет. Деньги – нет.– Он посмотрел на Майкла.– Я хочу, чтобы вы доставили меня в Берлин. К жене и детям. Я пытался найти способ вы– браться из Парижа с того самого момента, как удрал из госпиталя. Но я не уйду и двух миль за окраину Парижа, как патруль меня схватит. Вам нужен карманник, а мне нужно сопровождение. Вот в таком случае я со– гласен.

– Невозможно,– высказалась Габи.– Об этом не может быть и речи.

– Погодите.– Голос Майкла стал твердым. Как бы то ни было, он все равно планировал найти возможность попасть в Берлин, связаться с агентом Эхо и разыскать охотника на крупную дичь, который был причи– ной смерти графини Маргерит. Фотоснимок Гарри Сэндлера, стоявшего но– гой на теле льва, всегда был в памяти Майкла.– И как же я смогу до– ставить вас туда?

– Это – ваши заботы,– сказал Мышонок.– Мои заботы – положить ку– сок бумаги в карман нужного человека. Я это сделаю, я без сомнения сделаю это, но я хочу попасть в Берлин.

Теперь наступила очередь Майкла безмолвно поразмышлять. Про– браться в Берлин самому – одно дело, но захватить при этом беглеца из приюта для психов – совсем другое. Инстинкт подсказывал ему сказать «нет», и он редко ошибался. Но здесь подворачивался редкий случай, и у Майкла выбора не было.– Согласен,– сказал он.

– Вы тоже безумны! – закричала Камилла.– Так же безумны, как и он.– Но в голосе ее было меньше истерики, чем раньше, потому что она признала, что в его безумии была определенная система.

– Мы займемся этим завтра утром,– сказал Майкл.– Наш агент выхо– дит из своего дома в восемь тридцать две. Чтобы пройти по своему пу– ти, ему нужно около десяти минут. Я укажу на карте, где я хочу, чтобы это было сделано; а пока что, на сегодня, вы останетесь здесь.

Камилла опять начала было ругаться, но в этом уже не было смыс– ла.

– Спать он будет на полу! – огрызнулась она.– Нечего ему пачкать мое белье!

– Я буду спать прямо здесь.– Мышонок показал на пол в кухне.– Ведь ночью я могу проголодаться.

Камилла забрала обратно у Майкла револьвер.– Если только услышу тут хоть малейший шум, стреляю без предупреждения!

– В таком случае, мадам,– сказал Мышонок,– мне следует заранее предупредить вас, что я во сне я громко храплю.

Пора было хоть сколько-нибудь поспать. Завтра всем предстоял за– нятой день. Майкл направился в спальню, но Мышонок окликнул его:

– Эй! Постойте! В какой карман плаща вы хотите, чтобы я положил бумагу? Наружный или внутренний?

– Наружный подойдет. Но лучше внутренний.

– Тогда будет внутренний.– Мышонок взял еще одно яблоко из вазы и хрустнул им. Затем глянул на Камиллу.– Кто-нибудь предложит мне суп, или мне предстоит до утра умирать с голоду?

Она издала звук, который можно было принять за ворчанье, распах– нула шкафчик с посудой и достала ему миску.

В спальне Майкл сбросил кепку и рубашку и сел на край кровати, изучая при свете свечи карту Парижа. Другая свеча горела на другой стороне кровати, и Майкл смотрел на тень Габи, когда она раздевалась. Он чуял винно-яблочный аромат от ее волос, пока она их расчесывала. Это должно произойти на равном расстоянии от дома Адама и от его кон– торы, решил он, вторично изучив карту. Он нашел место, которое ему приглянулось, и отметил его ногтем. Потом еще раз глянул выше, на женскую тень.

Он ощутил, как на шее ниже затылка зашевелились волоски. Завтра будет прогулка по лезвию бритвы; возможно, схватка со смертью. Сердце его забилось сильнее. Он наблюдал по тени Габи, как она стаскивает брюки. Завтрашний день может принести смерть и уничтожение, но сегод– няшним вечером они живы и…

Он почувствовал слабый аромат гвоздики, когда Габи откинула про– стыню и легла в постель. Он свернул карту Парижа и отложил ее в сто– рону.

Майкл обернулся и посмотрел на Габи. В ее сапфировых глазах блеснул свет, черные волосы раскинулись по подушке, простыня прикры– вала груди. Она ответила ему взглядом и почувствовала, как сердце у нее затрепетало; тогда она на долю дюйма приспустила простыню, и Майкл увидел и оценил приглашение.

Он наклонился к ней и поцеловал ее. Сначала легонько, в уголки губ. А затем губы ее раскрылись, и он поцеловал ее крепче, один огонь сливался с другим. Когда поцелуи повторились, влажные и горячие, он чуть ли не слышал, как из всех их пор идет пар. Ее губы пытались удержать его, но он отстранился и посмотрел ей в лицо.– Ты ведь обо мне ничего не знаешь,– сказал он нежно.– Послезавтра может получиться так, что мы расстанемся и никогда больше не увидимся.

– Я знаю… Я хочу сегодня быть твоей,– сказала Габи.– И хочу, чтобы сегодня ты был моим.

Она притянула его к себе, и он сбросил простыню. Она была обна– жена, тело – в полной готовности к совместным ощущениям. Ее руки об– вились вокруг его шеи, и они целовались, пока он расстегивал ремень и раздевался. Свет свечей порождал на стенах огромные тени, их тела прижались друг к другу, слившись на матрасе. Она почувствовала, как его язык ласкал ей горло, прикосновение было таким нежным, но таким настойчивым, что рот ее широко раскрылся, потом его голова спустилась ниже, и язык стал гладить между грудями. Она вцепилась в его волосы, пока язык кружил медленно и нежно. Внутри у нее яростно бился пульс, становясь горячее и сильнее. Майкл чувствовал, как ее бьет дрожь, во рту у него был сладкий вкус ее плоти, и он провел губами по низу жи– вота, вниз, к темным кудряшкам между ее бедрами.

Когда язык стал ласкать сокровенное место, двигаясь так же неж– но, Габи выгнула тело и стиснула зубы, чтобы сдержать стон. Он словно бы раскрыл ее, как бутон розы, пальцы его были нежны, язык плавно проходил по влажной плоти, так, что о лучшем Габи не могла и мечтать. Она раскрыла губы, когда он ласкал ее, и хотела назвать его имя, но поняла, что не знает его и не узнает никогда. Но самого этого момен– та, этих ощущений, этой радости – этого было достаточно. Глаза у нее увлажнились, как и томящееся сокровенное место. Майкл горящими губами поцеловал эту щель, переменил положение и мягко вошел в нее.

Он был большой, но в ее теле для него было достаточно места. Он наполнил ее бархатным теплом, и под своими пальцами, впившимися ему в плечи, она ощущала, как под кожей перекатывались мышцы. Майкл на пальцах рук и ног удерживался над ней и глубоко проникал внутрь, его бедра двигались плавно, медленно, отчего Габи раскрыла рот и застона– ла. Их тела обвивали и стискивали друг друга, расходились и опять прижимались. Волнообразные сильные движения Майкла воздействовали на Габи как на свежую глину, и она поддавалась его усилиям. Его нервы, его плоть, его кровь исполняли танец ощущений, запахов и прикоснове– ний. Запах гвоздики, исходящий от смятой простыни, тело Габи, исто– чавшее густой резкий дух страсти. Волосы у нее увлажнились, между грудями сверкали бисеринки пота. Глаза подернулись дымкой, сосредото– чившись на чем-то внутреннем, а ноги ее сомкнулись на его бедрах, чтобы удерживать его глубоко внутри себя, в то время как он плавно покачивал ее. Потом он лег на спину, а она была над ним, тело насаже– но на его твердую плоть, глаза закрыты, черные волосы каскадом рассы– пались по плечам. Он оторвал от кровати бедра, а с ними ее тело, и она наклонилась вперед ему на грудь и прошептала три нежных слова, которые не несли никакого смысла, а были просто выражением экстаза.