Дыхание прорывается сквозь тонкие ноздри, когда он пытается сдержать новый поток слез. Протянув руку, она хочет его утешить, но Тимур вырывается и убегает из комнаты за минуту до того, как появляется его отец…

…Дина вздрогнула и медленно подняла голову, вглядываясь в лицо Тимура.

— Милый, бедный мой мальчик… — ее рука скользнула вдоль его плеча до запястья. — Ты ни в чем не виноват. Это случайность… — она сглотнула и замолчала, чтобы не сказать лишнего.

— Ты ничего не знаешь обо мне…

— Я знаю достаточно, чтобы остаться с тобой навсегда.

— Пока смерть не разлучит нас? — нервно пошутил Тимур.

— Глупость какая, — Дина пожала плечами. — Поверь, это не в ее власти.

— Откуда ты такая? — в его глазах снова появилось странное выражение. Ардашев выглядел растерянным и удивленным. Сейчас ей почему-то хотелось назвать его «очарованным странником».

А ведь он странник и есть. Такой же, как она…

Дина знала, что за напускной бравадой скрывается самое настоящее горе. И годы не стерли в нем ни одного болезненного момента из тех, которые он пережил в детстве. Тимур не знал того, что теперь знала она. Видела своими глазами смерть его матери. Случайную, страшную… Которая, все же, произошла по вине его отца.

…Женщина и мужчина ругались. Трудно было поверить, что раньше они любили друг друга. Возможно, только она. Вероятно, он никогда… Иначе зачем так нагло смеяться ей в лицо и кричать, что сын принадлежит только ему. Инкубатор, вот как он называл ее.

Напирал, цинично швыряя в лицо гадкие подробности своих связей с любовницами. А она, давясь рыданиями, с выпученными от безумных страданий глазами вдруг подхватила с пола бутылку и замахнулась. Не стоило этого делать… Пощечина оставила красный след на ее красивом лице. Женщина закрылась обеими руками, попятилась и оказалась на балконе. Ее замутило, понесло в сторону. Кажется, она теряла сознание, когда схватилась за низкие перила в желании удержаться. Но не смогла…

Дина видела, как вверх взметнулся подол длинного платья, и в ту же секунду ветер снова надул газовую штору, коснувшись остолбеневшего мужчины.

— Белла… — только и смог он выдавить из себя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Небольшая комната с огромными окнами в пол. Газовые шторы надуваются, словно паруса старинного фрегата. Зеркало до потолка в раме с бело-золотыми вензелями. Еще шаг, и появится отражение… Но это не Дина. Темноволосый мальчик замирает, глядя на белоснежные пузырящиеся шторы, и не сразу замечает сидящую на полу мать. Вокруг нее в беспорядке разбросаны вещи — фотографии, бумаги, документы, косметика. На кровати среди одежды и скомканного покрывала темнеет распахнутое нутро чемодана.

«Мам, это правда, что ты уезжаешь?»

«Да. И забираю тебя с собой!»

«Папа сказал, что я останусь с ним…»

По щекам мальчика текут слезы. Он быстро вытирает их ладонью, словно испугавшись, что его осудят за это. Знает, что мать сейчас прижмет, зацелует, и в ее объятиях станет тепло и безопасно, будто в коконе… Но плакать нельзя. Мужчины не плачут. Ему так больно от сдерживаемых страданий, что начинает кривиться рот.

«Тимур, мы должны уехать…»

«Я не хочу, чтобы все было так! Не хочу! Не хочу! Не хочу!» — Он еще слишком мал, чтобы принимать правильные решения, но уже достаточно взрослый, чтобы реагировать на душевную боль…

«Пожалуйста, не кричи… Он услышит…»

«Ну и пусть! Я хочу, чтобы все было по-прежнему!»

«Я не могу…»

«Значит, ты нас не любишь!»

Он швыряет пульт от телевизора, попадает в бутылку, стоявшую на столе. Та опрокидывается, и темно-бордовая жидкость моментально впитывается в светлый ковер.

«Я понимаю, милый, — мать садится на корточки рядом с ним, чтобы обнять, но мальчик вырывается, закрывая лицо руками. — Папа любит тебя. Это он меня не…»

Слышны шаги.

«Уходи! Тебя не должно здесь быть! Мы поговорим обо всем завтра.»

«Мама, ну не уезжай, пожалуйста…»

«Уходи! Обещаю, мы все обсудим… — ее руки скользят по его плечам, словно пытаясь запомнить каждую впадинку и косточку. — Вот, возьми, — она снимает со своей шеи цепочку и надевает на сына. — Пусть побудет у тебя, ладно? Чтобы ты хорошо спал, и тебя не пугали плохие сны.»

«Мне все равно будет плохо! Это ты виновата! Папа сказал, что ты все делаешь назло!»

«Он так сказал? Ладно…»

«Если ты уйдешь, я не смогу любить тебя!»

Слова вылетают из него, будто огненные стрелы. Отшатнувшись, она опирается одной рукой на пол. От двух бокалов кружится голова, словно она выпила две бутылки. Нервно… Нервно… Надо было просто поесть сегодня… И вчера…

Мальчик сжимает кулаки. Когда он злится, у него краснеют щеки и завиваются ресницы, и в эти моменты он становится копией своего отца. Ему не нужен поцелуй на ночь. Уже не нужен, потому что он считает себя взрослым. Но ему только восемь лет, ее любимому мальчику… Что же делать?

Дыхание прорывается сквозь тонкие ноздри, когда он пытается сдержать новый поток слез. Протянув руку, она хочет его утешить, но Тимур вырывается и убегает из комнаты за минуту до того, как появляется его отец…

…Дина вздрогнула и медленно подняла голову, вглядываясь в лицо Тимура.

— Милый, бедный мой мальчик… — ее рука скользнула вдоль его плеча до запястья. — Ты ни в чем не виноват. Это случайность… — она сглотнула и замолчала, чтобы не сказать лишнего.

— Ты ничего не знаешь обо мне…

— Я знаю достаточно, чтобы остаться с тобой навсегда.

— Пока смерть не разлучит нас? — нервно пошутил Тимур.

— Глупость какая, — Дина пожала плечами. — Поверь, это не в ее власти.

— Откуда ты такая? — в его глазах снова появилось странное выражение. Ардашев выглядел растерянным и удивленным. Сейчас ей почему-то хотелось назвать его «очарованным странником».

А ведь он странник и есть. Такой же, как она…

Дина знала, что за напускной бравадой скрывается самое настоящее горе. И годы не стерли в нем ни одного болезненного момента из тех, которые он пережил в детстве. Тимур не знал того, что теперь знала она. Видела своими глазами смерть его матери. Случайную, страшную… Которая, все же, произошла по вине его отца.