— Глупее вопроса не могла придумать? Выскочка, — прошипела одна из них.

— И не говори, понаедут из своих совхозов и думают, что умнее всех, — фыркнула другая.

— А ну цыц! — погрозил им сидящий рядом с Диной молодой мужчина. Кажется, доцент, работавший на кафедре. Девицы присмирели, захлопали ресницами, а Дина перестала обращать на них внимание и стала дальше увлеченно записывать за Лейбманом.

Через час, когда студенты и преподаватели потянулись к кафедре со словами благодарности, Дина тоже встала в очередь. У нее был еще миллион вопросов к Лейбману, но задавать их было не очень хорошей идеей. Следовало изучить вопрос самой, стать экспертом не только в теории, но и в практике. На это, возможно, уйдут годы, а то и десятилетия, но оно того стоило. Как и вся эта история, которая произошла с ней и Тимуром.

От одной мысли о нем губы растянулись в улыбке, а в животе тоненько екнуло.

«Милый, замечательный, самый-самый!»

— Давно на меня так не смотрели.

Дина охнула, оказавшись напротив Лейбмана:

— Огромное спасибо за лекцию, Яков Соломонович! Обязательно прочту все ваши работы, — она протянула брошюру для автографа.

— Надеюсь, после этого у вас не останется иллюзий на счет экстрасенсорики и прочих чудес света. В нашей профессии это, знаете ли, что-то вроде дурного тона, — Лейбман поискал глазами обычную шариковую ручку, только что лежавшую на кафедре, но не найдя ее, вытащил из кармана «паркер». Колпачок подскочил вверх и, перевернувшись пару раз в воздухе, упал под ноги академику.

— Я его вижу, — Дина успокоила Лейбмана, заметив, как тот засуетился в поисках утерянного. Подняв колпачок, она замерла, прислушиваясь, а затем медленно произнесла, — Живот — не нитки, надорвешь — не подвяжешь…

— Как вы сказали? — брошюра в руке Лейбмана мелко задрожала.

Дину уже торопили, толкали со всех сторон.

— Спасибо огромное, Яков Соломонович! — она протянула колпачок, помахала в воздухе тетрадкой и выбежала из аудитории.

Вылетев на улицу, заметила сидящего в машине Тимура. Словно почувствовав ее появление, он тут же посмотрел в окно и моментально вычислил ее из толпы студентов. Хлопнув дверью, понесся навстречу и, поймав в объятия, закружил:

— Думал, тебя никогда не выпустят! Ну что твой академик? Скучно было?

— Ну что ты! Очень-очень интересно! Академик как академик, только очень уставший! Раньше ему жена помогала, а сейчас… — Дина прикусила язык и скосила глаза на Тимура. Но тот, кажется, не обратил на ее слова особого внимания. — Знаешь, у меня ведь теперь и лекции, и факультативы… Допоздна придется заниматься. Как же все успеть?

— Ничего, справимся, — Тимур с нежностью посмотрел на нее. — Я же обещал, что буду рядом? А теперь садись скорее, поедем! Завтра воскресенье, и я не хочу пропустить ни одной свободной минуты!

— Ты Скотинке корм взял? А продукты по списку? — Дина залезла в машину, по пути отметив две пары густо накрашенных глаз, остолбенело наблюдавших за ними. — На работе как?

— Все отлично! Ух, как же я соскучился! Дай поцелую!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

…Спалось и дышалось в этом доме так, как больше нигде на свете. Дине казалось, что с первой минуты, когда она перешагнула порог деревянной сказочной избушки, за ее спиной выросли крылья. Она не могла понять причин и вскоре перестала их искать. Возможно, дело было в породе дерева, из которого был выстроен этот дом, или старом чердаке, где нашлась коробка с игрушками и старинное зеркало с облупившей краской, или в яблонях и грушах, под чьими переплетенными кронами царили кружевные тени. Тимур привез ее сюда сразу же после того, как были сданы экзамены и получен диплом медицинского колледжа.

Дни перед поездкой в Москву пролетели быстро, словно воробьиная стая. Тимур решительно обозначил свое место рядом с Диной, на полном серьезе попросив ее руки на следующее же утро после того, как они ушли из больницы. Мать растерялась, обмякла, но Татьяна быстро сориентировалась и заставила его клятвенно обещать сделать Дину счастливой.

Пока Тимур приводил свое здоровье в порядок, а именно решал массу вопросов по работе с помощью телефона и электронной почты, Дина с Таней съездили к Римме Анатольевне. Уж о чем они с соседкой разговаривали наедине, Дина не знала. Она оставила их вдвоем и ждала окончания разговора в огороде. Слишком тяжело было опять окунаться в воспоминания. И хоть комната уже не напоминала церковный канун, все же летний денек был гораздо предпочтительнее.

Таня сразу как-то успокоилась, посветлела лицом. Когда они вышла из дома, то деловито огляделась и сказала присевшей на скамейке неудавшейся свекрови:

— Вовка мой… наш, приедет, так сарай поправит. И в доме посмотрит, что где починить надо. Он у меня парень рукастый, хоть и мозгами работает. Через пару недель приедем, у меня как-раз вахта закончится.

— Может, тогда поживете у меня? — робко предложила Римма, заглядывая Тане в глаза. — У нас тут речка, лес…

— Может, и поживем, коль не шутите, — важно кивнула Таня. — Речка не море, конечно. Но ведь, почитай, родная бабушка объявилась. Да еще какая ладная!

Комнату Дина оставила матери. Алевтина очень быстро освоилась в городе и пошла работать в кафе неподалеку. С Таней они стали очень близки — ходили вместе по магазинам, делали прически и подолгу пили чай на маленькой кухне, обсуждая все на свете.

Клуб вскоре закрыли. Не помогли Жеке ни знакомства, ни взятки. Уж приложил ли к этому руку Тимур, Дина не спрашивала. Но когда он мельком заикнулся о том, что дал денег в долг на его строительство, то как бы невзначай спросила, не жалеет ли о потере крупной суммы. На что Тимур ответил в свойственной ему манере, что если бы он в свое время их не дал, то не встретил бы ее. Что ж, так оно и было.

Ей было очень легко с Тимуром. Трепетно, горячо, сладко и волнующе. Именно так, как и мечталось когда-то им с Катей. Вот только с подругой их дороги разошлись. Без скандалов и выяснений отношений. Так бывает.

Время от времени она видела фото Ардашева-старшего на страницах журналов и газет, но Тимур старательно оберегал их личную жизнь от кого бы то ни было, и поэтому Дина постепенно успокоилась на этот счет. У Тимура была небольшая квартира к северу от центра, рядом с парком, которой он очень гордился, потому что купил ее сам. И маленький дом в ста километрах от Москвы, в котором когда-то родилась его мать.