Джереми похлопал меня по руке рукой в перчатке. Нас всех практически закутали в пластик, и все равно накричали бы, если б мы к чему-нибудь прикоснулись. Смотреть было можно, трогать — нельзя. Впрочем, меня и не тянуло что-то трогать.

— Я тебя провожу, — предложил он, из чего я поняла, что он хочет поговорить со мной без лишних ушей. Гален шагнул за мной, но Рис его удержал. Мы с Джереми вдвоем прошли по неприятно темным коридорам. Квартира была отделана в коричнево-бежевых тонах, вполне обычных для интерьеров, но здесь и мебель была коричневая, и впечатление создавалось мрачное и несколько гнетущее. Но может, мне так казалось из-за убийства.

— Так в чем дело, Джереми? — спросила я.

— Там в холле с остальными твоими телохранителями стоит лорд Шолто.

— Да, у них нет лицензий детективов.

— В другой раз предупреждай трау, если ожидается присутствие Царя Слуа.

— Прости, не подумала.

— Лорд Шолто подтвердил то, что мне по телефону сообщил Утер. Я его поставил на другой стороне улицы, поглядывать за домом.

— Он что-то видел?

— Ничего относящегося к делу.

Джереми махнул рукой, предлагая войти в спальню, где лежал второй труп. Лицо у мужчины было порезано так же, как у женщины, но сейчас, сумев отвлечься от лиц, я поняла, что Рис и Джереми не ошиблись: она была брауни, а он — человек. Руки, ноги и торс у него были вполне пропорциональны. Одет он был в халат, который убийцы прорезали в нескольких местах — для сходства с лохмотьями, которые носил брауни из сказки, — но здесь и близко не было той тщательности, что с первой жертвой.

Иллюстрацию здесь тоже оставили, и картина совпадала, но реквизит здесь был импровизированный. Тело уложили на спину, как на иллюстрации — она изображала брауни, пьяного от волшебного вина. На самом деле брауни никогда не напиваются — напиться может богарт, а не брауни. А если брауни становится богартом, он превращается в очень опасное существо; это превращение сродни тому, что описано в истории доктора Джекила и мистера Хайда. Пьяный брауни не уляжется мирно спать, как перебравший человек. Но сказки часто таковы: что-то в них очень-очень правильно, а остальное бывает до смешного далеко от истины.

— Может, книгу они и принесли с собой, но эту иллюстрацию выбрали поздно, так что не смогли подобрать все нужные предметы.

— Согласен, — сказал Джереми.

Тон был какой-то странный, я повернулась к нему.

— Так что такого важного видел Утер, если к делу оно не относится?

— Кто-то из журналистов пораскинул умишком и высчитал, что небольшого роста женщина под ручку с Джулианом должна быть замаскированной принцессой.

Я вздохнула:

— И они меня поджидают снова?

Он кивнул:

— Боюсь, что так, Мерри.

— Черт, — сказала я.

Он опять кивнул.

Я вздохнула. Покачала головой.

— Не могу сейчас об этом думать. От меня ждут помощи здесь.

Он улыбнулся и похлопал меня по плечу:

— Вот это мне и надо было знать.

Я подняла брови:

— О чем ты?

— Если бы ты ответила иначе, я бы перестал посылать тебя на настоящие расследования и ограничил твою деятельность светской тусовкой.

Я уставилась на него во все глаза:

— То есть посылал бы меня только к знаменитостям и рвущимся в знаменитости, которым приспичило заманить к себе в дом принцессу фейри?

— Это удивительно хорошо оплачивается, Мерри. Они выдумывают несуществующее дело, я посылаю тебя или твоих красавцев мужчин, и пресса слетается к ним, как воробьи на угощение. Все довольны, а мы зарабатываем кучу денег на пустом месте.

Я немного подумала.

— Так ты говоришь, избыток внимания со стороны прессы приносит нам деньги, которых иначе не было бы?

Он кивнул и улыбнулся, блеснув белыми ровными зубами — единственной «подправленной» чертой своей внешности.

— У тебя вот что есть общее, Мерри, с любой знаменитостью: если пресса перестала превращать твою жизнь в кошмар — значит, плохи твои дела.

— В прошлую субботу репортеры в погоне за мной выдавили витрину.

Он пожал плечами:

— И это показали в новостях по всему миру. Хотя ты, небось, весь уик-энд телевизор не включала?

Я улыбнулась:

— Ты же знаешь, я не смотрю передачи со своим участием. Да и заняться нам есть чем, кроме телевизора.

— Будь у меня столько девушек, сколько у тебя парней, я бы тоже телевизор не смотрел.

— Ты бы не выдержал, — улыбнулась я.

— Ты что, сомневаешься в моей выносливости? — шутливо спросил он.

— Я женщина, а ты мужчина; У нас бывают множественные оргазмы, а вам не дано.

Он невольно расхохотался. Кто-то из копов изумился вслух:

— Господи, они еще и смеются, на это глядя. Они и правда бесчувственные, как о них говорят!

Ответила ему Люси от дверей:

— По-моему, твоя патрульная машина только что поинтересовалась, где ты бродишь.

— Они смеются над трупом!

— Нет, не над трупом. Они смеются потому, что навидались такого, от чего ты с криком помчался бы к мамочке.

— Хуже, чем это? — Он показал на тело.

Мы с Джереми одновременно кивнули и сказали:

— Да.

— Но как вы можете смеяться?

— Пойди проветрись, — сказала Люси. — Шагай.

Тон ее не допускал возражений. Коп вроде бы хотел поспорить, но подумал и не стал. Он ушел, Люси повернулась к нам:

— Извините, ребята.

— Все нормально, — сказала я.

— Нет, не нормально, — не согласилась она. — Да, тебя нашли репортеры. По крайней мере думают, что нашли.

— Джереми мне уже сказал.

— Надо будет тебя аккуратно вывезти, пока на тебя не слетится больше стервятников, чем на убийство.

— Мне жаль, что так получается, Люси.

— Да я знаю, что удовольствия это тебе не доставляет.

— Ну, мой босс только что мне сообщил, что я куда больше зарабатываю на выдуманных преступлениях в светской тусовке, чем на реальных делах.

Люси глянула на Джереми, приподняв бровь:

— Правда?

— Чистая и совершенная, — сказал он.

— Ладно. Все равно тебе нужно будет показаться там, на улице, чтоб эти бульдоги из прессы на нас не повисли.

Я кивнула.

— Вы ничего еще не накопали о женщине, о брауни? — спросила я.