Вот и сегодня, выйдя за окраину Фогельбаха, Кристина присела на поваленное, заросшее мягким мхом дерево и, оглядевшись по сторонам, тихо сказала:

– Петер, хватит прятаться. Я одна, можем поболтать!

Человечек ростом с локоток, одетый в зеленую, шитую золотом рубаху и короткие штанишки с помочами, обутый в сафьяновые туфли с загнутыми мысами, появился из-за разлапистой елки и почтительно снял шляпу. Длинное фазановое перо прочертило по траве затейливый узор.

– Приветствую тебя, Маленькая Птичка! – На прозрачном лице альва играла радостная улыбка.

Сверкнув золотистыми глазами, он еще раз с почтением поклонился. Завершив необходимый политес, нахлобучил на огненную макушку головной убор и тщательно спрятал под ним остроконечные ушки.

– И я приветствую тебя, Зеленый Петер. Почему так долго не приходил в гости?

– Нижайше прошу прощения, но ваш покорный слуга был занят подготовкой бала Летнего Равноденствия, на который ты приглашена.

– Не лукавь, хитрец, я знаю, чем заняты твои мысли, никак не муштрой музыкантов и не выращиванием декораций. Неужели альва Элло так и не открыла тебе свое сердце?

Зеленый человечек понурился. Промолчал, с грустью разглядывая свои промокшие от утренней росы туфли.

Растроганная Кристина подхватила малыша на руки и прижала к груди:

– Петер, бедный мой дружок, имей терпение. Если я встречу Элло, то обещаю замолвить за тебя словечко! Расскажу, какой ты бравый парень, мой защитник! Никто из лесных жителей не вызвался проводить меня в Марцелль, только ты да Гозель. Кстати, где эта проныра? Вечно ее приходится ждать.

В этот момент кто-то ущипнул Кристину за левое ухо и прошептал:

– Ты несносная злюка! Я уже давно сижу у тебя на плече и подслушиваю. Но только мой тебе совет, Зеленый Петер, – прозвенела хрустальным голоском знакомая полупрозрачная малышка с крыльями стрекозы, – не теряй даром времени, я часто вижу Элло в компании горного Удольфа, он не скупится на самоцветные дары для твоей корыстной избранницы. – Проказница захихикала.

– Гозель, не расстраивай Петера, если он заплачет, трава на пастбищах прогоркнет, молоко у наших коров испортится, а люди будут думать, что в Фогельбахе поселилась ведьма.

Тихо скрипнула дверь мастерской Циммерманнов. Наклонив голову, с замиранием сердца Кристина заглянула в святая святых, в волшебный мир, знакомый ей с раннего детства. Манящий, исполненный парящих образов, запахов масел и лаков, влажного ванильного аромата, исходящего от свежевыпиленных подрамников, и сухого теплого благоухания от прогретых под солнцем холстов, скучающих на старых трескучих мольбертах. Мир, предвещающий рождение новых фантазий, наполненный полетом воображения мастеров, творящих здесь, в маленьком одноэтажном домике в самом центре Марцелля.

Мастерская, искрящаяся волшебным светом, проникающим сквозь расписные мозаичные витражи, стояла недалеко от рыночной площади и принадлежала отцу ее старинного друга Якова, юного мастера, чьи краски она растирала, считая это великим благом, дарованным небесами.

– Господин Циммерманн? – тихо позвала Кристина, вглядываясь в темноту и вдыхая полной грудью долгожданный, искушающий, знакомый с детства запах. – Это я, птичка-Кристина. Отзовитесь кто-нибудь.

Скрип деревянных половиц за спиной и легкое прикосновение руки вызвали неожиданный прилив крови и резкое сердцебиение.

Он испугал ее, появившись из соседнего подсобного помещения. Молодой человек, одетый в серую холщовую рубаху ремесленника, высокий, ссутулившийся, чтобы уместиться в приземистом помещении мастерской, осторожно дотронулся до ее плеча, скрывая счастливую улыбку.

– Малышка, это ты?

Кристина резко обернулась и, увидев старого приятеля, на секунду потеряла дар речи.

Слишком долго она не посещала Марцелль. Ее наставник, друг детства, юный подмастерье слишком быстро повзрослел и превратился в привлекательного молодого мужчину. Взволнованного, зардевшегося словно маковый цвет и готового провалиться сквозь землю по неизвестной девушке причине.

Как странно… Он почему-то боялся на нее взглянуть. Что говорить о том, что он никак не осмеливался, как прежде, щипнуть ее за бочок и потаскать за разноцветные бантики, которыми она украшала свои белокурые косы.

Что стало с ее Яковом? Почему он скрывает лицо, как будто совсем не рад ее видеть?

Несмотря на странность встречи, Кристина повисла на шее у юного учителя, неуклюже уткнулась носом в лямку кожаного фартука и с наслаждением вдохнула запах одежды и волос, навечно впитавших в себя запахи красок. Яков был для нее самым главным чародеем, умевшим создавать удивительные миры легким движением кисти. Кристина боготворила его, но сейчас, по привычке прижавшись лицом к груди, испытала странное чувство недоумения.

Художник дрожал всем телом. Какое колдовство подействовало на доброго друга, превратив в совершенно незнакомого, пусть и привлекательного, но все же другого человека, и он настораживал и вызывал недоумение? Что же произошло за то время, пока она не навещала Марцелль?

Может, тут не обошлось без чьих-то злых заклинаний? Почему нет прежнего веселья при встрече? Дружеских шуток, тумаков, беззаботных приветствий и поцелуев, невинных, легких, ничего не значащих? Словно между ними выросла стена.

Только это была не стена отчуждения. Это была граница, разделившая внезапно два мира, таинственных и интересных, жаждущих друг друга.

– Яков, милый, почему ты так странно смотришь на меня? Что в моем лице кажется тебе чудным? Или у меня выросли невидимые рожки? – Кристина в недоумении ожидала ответа от молодого мастера, который не мог отвести от нее восхищенного взгляда. Она, по своему обыкновению, присела у его мольберта и начала растирать приготовленные для работы над портретом пигменты.

Молодой человек смущенно вспыхнул и потупил взор. Но вот он снова поднял на Кристину теплые карие глаза и широко улыбнулся, рассеивая ее опасения:

– Прости. Ты изменилась, невероятно похорошела. Заставила теряться в догадках: ты ли та хрупкая девочка, рассказывающая сказки про Старика и маленького Модника? Ты ли тот светловолосый ангелочек, чей мелодичный голос напоминал мне перезвон колокольчиков?

– Я тебя не понимаю. Говоришь, что я похорошела, и тоскуешь о потерянном ангеле. Так кем я стала ныне? Почему ты продолжаешь прятать от меня взор?

– Я теряюсь, госпожа…

– Яков, да что с тобой, ты ранее никогда не величал меня так. Не пугай, скажи, что случилось.

Кристина отложила ступку с пестиком в сторону, взяла молодого художника за руку и требовательно заглянула в лицо. Бедолага и вовсе покрылся пунцовыми пятнами, рука его задрожала, дыхание сбилось. Старательно пряча глаза от настойчивого взора Кристины, он с трудом выдавил: