Наградив нерадивых глупцов тумаками, ведунья строго-настрого запретила подбираться к ее травам, пригрозив, что в следующий раз, стоит им превратиться в мерзких жаб, она и глазом не моргнет, чтобы их спасти.

Но озорная волчья кровь уже играла в жилах испуганных проказников. Единожды познавшие свободу под светом луны никогда не возвращались назад. Регина знала это и сделала все что могла, чтобы обезопасить сыновей. С того дня на их руках красовались серебряные браслеты, дающие им власть над зовом луны, – две переплетенные змеи с волчьими головами охраняли их человеческую суть, возвращали назад из затянувшегося сна.

Лишь два условия поставила им Регина, перед тем как разрешить пользоваться настоем: ни в коем случае не снимать браслеты перед сном и никогда не пить дурман в полнолуние.

– Мои серебряные обереги не справятся с властью полной луны, ее холод зачарует вас и уведет по мертвой тропе за опасную грань, откуда вернуться могут лишь те, кто познал вкус человеческой плоти и нашел в себе силы отказаться от нее.

Мальчики дали клятву и исправно следовали ей до того самого дня, когда Хассо пропал в первый раз. Это произошло в ночь накануне полнолуния. Он не вернулся из зачарованного сна, его тело лежало на кровати и не подавало признаков жизни. Михаэль, проснувшись, некоторое время не беспокоился за брата, полагая, что он досматривает пришедший на смену волчьему человеческий сон.

Полуденное солнце уже слепило глаза, когда в его голову закрались сомнения. Михаэль вернулся в комнату к неподвижному телу Хассо и первым делом проверил его запястье. Браслета на нем не было. Проклиная глупца, парень бросился на поиски Регины.

Мать, узнав о случившемся, помрачнела. Сквозь сжатые от бессильной злобы зубы прошептала:

– Черная Кровь проявила себя.

«Чья кровь?» – хотел спросить Михаэль, но неосторожные слова замерли у него на устах. Кормилица, не теряя ни минуты, прошла в свою комнату и плотно закрыла дверь.

– Ни в коем случае не заходи сюда, сынок. Не заходи, пока я сама не выйду! – услышал Михаэль ее голос.

Они вернулись в свои тела лишь через два дня. Регина, мрачная, уставшая, заметно постаревшая. И Хассо, возбужденный, бесноватый, с блуждающим взором, с резкими неуверенными движениями, словно он впервые примерил человеческое тело, ранее не принадлежащее ему.

Должно было пройти некоторое время, чтобы молочный брат стал походить на того, кем был раньше. Именно походить, потому что прежним он уже никогда больше не был. В глубине его прозрачных глаз с той поры горели две красные точки – следы человеческой крови, которую он вкусил по собственной воле.

Михаэль не расспрашивал Регину, как ей удалось вырвать сына из-под власти полной луны, а сама она никогда об этом не вспоминала. Но кроме браслета, который ведьма принудительно надела на руку Хассо и сорвала замок, она прочертила острым ногтем на его груди рунический оберег, вспыхнувший синим огнем и оставивший на коже след. По грустному лицу кормилицы Михаэль понял, что зов человеческой крови уже не оставит брата, а совершенные заклятия будут сдерживать его до тех пор, пока жив человек, наведший их.

Время шло. После того случая братья перестали использовать зачарованное зелье, позволяющее просыпаться в волчьем теле. Луна потеряла над ними власть.

На смену одному увлечению пришло другое. Они открыли для себя мир соблазна, телесных страстей, они почувствовали другой Зов. Зов плоти. Потаенный Мир вновь захлопнул перед ними двери, но в этот миг распахнулись другие, приглашающие их вкусить радость любовных утех.

Между братьями началось негласное соревнование, сколько женских сердец им удастся покорить. На шутовском щите Михаэля красовалось уже не менее двадцати. Хассо дышал ему в спину, не отставая.

Наивные пастушки и молодые пастухи, приводившие стада на залитые солнцем лужайки, стали их первыми жертвами. Порочная слава лесных братьев вскоре распространилась за пределы Черного леса, перелетела по всем окрестным деревушкам осторожным и смущенным перешептыванием. Богопротивные слухи метались по ветру подобно верховому пожару и сводили с ума любопытных крестьянок, чье наливное тело ждало запретных утех. Рассказы эти волновали голодных вдовушек, изнывающих без мужской ласки, и добрались наконец до вонзившихся в небеса каменных башен замка Шварцштайнфалль.

Магдалена, услышав от камеристки очередную скабрезную историю о похождениях лесных сластолюбцев, лишь улыбнулась. Приближался срок, назначенный Богом ее мужу. Барон фон Верен доживал последние дни, мучаясь от иссушающей горячки.

По иронии судьбы, смерть супруга должна была открыть врата бедному изгою, незаконнорожденному выродку. Бастарду.

Ждать осталось недолго. Как она соскучилась по любимому мальчику! По его мягким темным кудрям, по золотистым глазам, игравшими словно сосновая смола на солнце, по нежным губам и трогательному румянцу на щеках.

Как омерзительны ей прикосновения и ласки старшего сына, копии угасающего отца! Анемичный Витольд фон Верен отвечал данному челядью негласному прозвищу Призрак: при встрече с ним служанки истово крестились и прятались. Витольд был одержим любовной горячкой не меньше своего неизвестного младшего брата.

Но болезнь его носила оттенок крови… Мать догадывалась о пагубной страсти старшего сына, слухи о ней черными воронами кружили по окрестным деревням. Но она закрывала глаза на похищения и истязания девственниц сворой богатых извращенцев, возглавляемых Витольдом.

Магдалена, возраст которой приближался к сорока годам, доживала свой век в постоянных молитвах, всенощных бдениях и самоистязаниях розгами. Она посвятила душу церкви, преобразив плотскую страсть в страсть благодатную.

Необходимо добавить также, что Михаэль, получивший за свой благодушный, легкий нрав прозвище Люстиг – веселый, не догадывался, что с Хассо его связывает не только молочное, но и кровное родство. Черная Регина исполнила данное младшей сестре обещание – сохранить в тайне их сестринскую связь. Для Михаэля она оставалась любимой кормилицей.

Мальчик унаследовал от тетки густые темные волосы, правильные черты лица, разрез крупных золотисто-карамельных глаз. Хассо, напротив, ни в коей мере не напоминал родную мать. Он был невысокого роста и кряжист, словно дубовый ствол. Движения его, в отличие от плавных, размеренных жестов Михаэля, виделись резкими и порывистыми. Лицо с крупным носом и тонкими губами, отмеченное следами заговоренной оспы, походило на вытесанное неумелым плотником полено.

Но стоило задержать взор на небесно-голубых глазах, прозрачных, словно воды горного ручья, как грубые черты лица менялись, сглаживались. Случалось настоящее чудо. Уродливая внешность преображалась в привлекательный образ. Великую магию хранили глаза Хассо. Возможно, он унаследовал их от своего таинственного отца, имя которого знала и свято хранила в душе лишь Регина.

Второй раз Хассо пропал на исходе полной луны, спустя день, как Михаэль впервые повстречал Маленькую Птичку.