— Олеся сказала, что я был пьян? — удивленно вскинулся Сева.

— Вот протокол допроса. Можете ознакомиться.

— Зачем? Я в любом случае не изменю своих показаний. Как было, так и говорю. Я был совершенно трезв, ночью мне позвонила Яна Бастурмина, я поднялся и поехал к ней.

— В каком часу?

— В половине второго ночи.

— А вашу супруга утверждает, что вам позвонили в половине двенадцатого.

— Нет, Яна позвонила мне в половине второго.

— И кто из вас врет? — усмехнулся Морохин.

— Олеся может просто ошибаться.

Олеся могла плясать под дудочку Бастурмина, в угоду ему очерняя мужа. Но Сева об этом говорить не хотел. Он сам служил и знал, какое у следствия отношение к версиям о всяких там подставах. Это в кино, в книгах такие зигзаги на каждом шагу, а в жизни все гораздо проще. Тем более что Сева мог надраться в хлам, лечь в постель к Яне и там ее задушить. А половой акт у них был, экспертиза это доказала. Как там Бастурмин химичил, Сева мог только догадываться, но сделал он все на совесть, не подкопаешься.

Только вот зачем он жену свою убил? Вернее, почему Яна ему помогала, если знала, что умрет? Скорее всего, она просто не знала, какая судьба ей уготована. Возможно, Бастурмин обещал ей сладкий приз, а расплатился горькой смертью…

— Еще ваша супруга призналась в том, что состояла в интимных отношениях с гражданином Бастурминым. — Морохин выложил очередной козырь.

И Сева ему поверил. И вместе с тем убедился в том, что Олеся действительно состояла в сговоре с Бастурминым. Как тогда, когда он набил морду этому подонку. Бастурмин тогда подсунул ему Олесю, чтобы разлучить их с Настей. А сейчас он разлучал его со свободой. И с той же Настей.

— Зачем она это сказала? Какой в этом смысл? — мрачно усмехнулся он.

— Ваша супруга объяснила, почему вы могли сойтись с потерпевшей. Гражданин Бастурмин гулял с вашей женой, а вы загуляли с его.

— Я не знал, что Олеся изменяла мне. А если бы знал, я просто бы набил Бастурмину морду.

— Вы были у него в офисе, вы угрожали ему расправой.

— Но морду ему не набил. И разговора насчет Олеси не было.

— Разговор был насчет Насти Солохиной, вы требовали, чтобы гражданин Бастурмин извинился перед ней.

— Вы знаете за что?

— Да, Бастурмин редкая сволочь, — не мог не признать Морохин. — Но, возможно, это и объясняет вашу неконтролируемую агрессию. Возможно, в постели с Яной Бастурминой вы душили ее мужа.

— Я ее не душил. И ее мужа тоже.

— Но вы же не станете отрицать, что у вас был конфликт с гражданином Бастурминым?

— Нет.

— И ваша неприязнь к нему могла перекинуться на Яну.

— Я не душил Яну. И если вы ждете от меня признания, вы его не получите.

— Все факты против вас.

— Я знаю.

— Обвинение вам предъявлено.

— Да, я знаю, завтра меня отправляют в СИЗО.

— А потом суд. И приговор. Возможно, высшая мера… Если вы, конечно, не признаетесь, что душили Яну Бастурмину в состоянии сильного душевного волнения.

— Ну да, главное — признаться, — усмехнулся Сева. — А потом состояние сильного душевного волнения переквалифицируют в состояние сильного алкогольного опьянения…

— Ну вот, вы уже ищете лазейки, — с едкой иронией глянул на него Морохов. — Но пока что находите тупики.

— У меня сейчас только один тупик. В который загнал меня Бастурмин. Чтобы я не смог доказать его вину. Это ведь он заказал Ругаля. И Яна это знала.

Следователь поморщился так, как будто его сначала напоили горькой микстурой, а затем дали понюхать нашатырный спирт.

— Я же говорю, что это тупик.

Никто не верил Севе. Один только Жильцов попытался проанализировать ситуацию, но нашел в ней массу изъянов. Не той величины Бастурмин фигура, чтобы бросить вызов Ругалю. Тем более из-за жены. Но с Бастурминым он встречался, говорил с ним. Но сторону Севы так и не принял…

А может, и не виноват был Бастурмин в гибели Ругаля. Может, Яна нарочно подыграла Севе, чтобы покрепче привязать к себе. И чтобы он затем пошел у нее на поводу — на бойню. А Бастурмин мог наказать его только за то, что Сева угрожал ему. И еще Сева мутил воду, пытаясь уличить его в покушении на Ругаля…

— Ты еще молодой, — сказал Морохов. — Если признаешь вину, получишь пятнашку. Но не вышку. Отсидишь, в сорок лет выйдешь… Поверь, в сорок лет жизнь только начинается.

— Устал я, Александр Николаевич. Или дальше жмите, или давайте отпускайте.

— На свободу?

— В камеру… Там сейчас моя свобода, — горько усмехнулся Сева.

Он понимал, что его подставили без шансов. Куда ни кинь, всюду клин. А значит, от тюрьмы не отвертеться. К высшей мере вряд ли приговорят, но пятнадцать лет влепить могут запросто. Так что хочешь не хочешь, а нужно привыкать к жизни за решеткой.

Об этом он думал и по пути в свою камеру. А когда дежурный сотрудник открыл дверь, с горечью усмехнулся себе под нос. Домой он вернулся. А там жена, дети… Будет ему жена и все остальное…

Но на койке действительно сидела женщина. Настя поднялась ему навстречу, обняла его.

— Откуда ты?

— Ну, ты же говорил — к Жильцову, если что, обращаться.

— Обращалась?

— Как видишь.

— Говорила с ним?

— Говорила, — вздохнула Настя.

— Дело дрянь.

— Я пыталась его убедить… Говорила, что Бастурмин ко мне приходил. Говорил, пугал, угрожал.

— Он был у Бастурмина.

— И что?

— Не знаю.

Жильцов, конечно, мог пригрозить Бастурмину. Но послушается ли он?

— А если он меня убьет?

— Не убьет… Вспомни, сначала он отказался извиняться перед тобой. А потом пришел. Почему? А чтобы отношения со мной не обострять. Чтобы я не наседал на него. И не вышел на его след. А я вышел. И тогда он решил меня убрать…

— А ко мне зачем приходил?

— Чтобы обвинить нас в смерти своей жены. И чтобы все знали, как сильно он ее любил…

— А он разводиться с ней собирался. И Ругаль на него наехал.

— А кто об этом знает? Где Ругаль? Где Яна?.. А где я?

— Все будет хорошо. — Настя снова обняла Севу и крепко, до дрожи в теле прижалась к нему.

— Кстати, Яна знала, что мы были вместе… Она все про меня знала. Бастурмин все обо мне знал. Он следил за мной. Он следит за тобой… Он очень опасный человек.

— Ты это мне уже говорил.