По приезде из окопов сто двадцать четвертой дивизии, выполняя директиву В.С. Абакумова, А.Н. Михеев приказал сформировать несколько оперативных групп для оказания помощи командованию фронта в наведении порядка в прифронтовой полосе. Такие летучие опергруппы быстро обеспечивали порядок на переправах через Днепр и на железнодорожных станциях, примыкающих к линии фронта, способствовали продвижению эшелонов и транспорта с оружием, боеприпасами и личным составом на передовую, а с ранеными, детьми, женщинами и стариками — в тыл.

Стоит отметить, что на Юго-Западном фронте такие оперативные группы были организованы раньше, чем на других фронтах, и несомненная заслуга в том принадлежала комиссару госбезопасности 3-го ранга А.Н. Михееву.

Автор, перечитавший много архивных и оперативных документов военной поры, книг и статей ветеранов военной контрразведки, а также свидетелей деятельности чекистов в оценках чисто военных, пришел к выводу, что огульное шельмование «безжалостных особистов», расстреливавших отступивших бойцов, псевдолиберальными крикунами — это элементарная ложь. Конечно, и это было, как и в любой другой армии, но как крайняя мера, и она была законодательно утверждена.

Англичане в 1944 году при открытии второго фронта в ходе проведения операции «Оверлорд» расстреляли за несколько дней более трех сотен паникеров и трусов, в том числе и среди офицерского состава. Американцы в этом плане добрым нравом тоже не отличались. Подобные группы обеспечения для «качественного наступления» создавали и янки.

Между тем по указанию Михеева оперативники формировали из красноармейцев, вышедших из окружения или отступивших частей, воинские подразделения по 50–60 человек и направляли их снова на передовую. Первые волны страха, появившегося шока и психологического стресса проходили, люди приходили в себя и сами, без всякого принуждения, шли биться и доблестно сражались, умирая не за абстрактную родину, а за Отечество, за семьи, дома, коллективы, армии, народы и страны. Также уходили на передовую, участвуя в боях, и военные контрразведчики.

На одной из летучек-совещаний с оперсоставом Михеев по этому поводу скажет:

«…При прорыве обороны противника и вынужденном отходе оперработник обязан предотвратить панику, бегство, разброд и шатания. Он имеет право лишь на организованный отход в боевых порядках. В любом случае он должен показывать личный пример мужества и стойкости… Армейский чекист в критический момент боя должен заменить выбывшего из строя командира, не говоря уже о политруке».

* * *

Именно в это время дежурному по Особому отделу фронта солдат из роты охраны доложил по телефону, что лейтенант-пехотинец добивается встречи с руководством отдела.

— Документы у него есть?

— Да, товарищ старший лейтенант. Он предъявил удостоверение на имя Романа Антоновича Комарницкого.

— Проводите его ко мне.

Второй постовой сопроводил лейтенанта к дежурному.

— Что вас привело к нам? — спросил дежурный.

— Необходимость переговорить с вашим начальством по одному важному делу, — четко доложил пехотинец.

Дежурный привел лейтенанта к Якунчикову.

— Я прибыл к вам, — заявил пришедший, когда дежурный покинул кабинет Николая Алексеевича, — чтобы сообщить, что в лесу между Козельцом и Нежином немцами высажена разведывательно-диверсионная группа численностью в двенадцать человек.

— Задача? — строго спросил Якунчиков.

— Подрыв железнодорожного полотна и двух мостов. Эшелоны на Киев должны пойти под откос. У них есть рация и огромное количество взрывчатки, которую на парашютах сбрасывали отдельно.

Заместитель начальника Особого отдела фронта слушал лейтенанта оторопело, не веря, явь это или что-то другое. Но зачем?

— Откуда вам известно о приземлении этой группы? — поинтересовался бригадный комиссар.

Лейтенант улыбнулся. Чувствовалось, что он говорит спокойно, доверительно, не тушуется, словно попал к своим. Потом достал из кармана гимнастерки удостоверение и положил его на стол.

— Как же мне не знать — я руководитель этой группы.

— Как?!

— Потому что я ваш…

— Сотрудник?

— Нет — помощник. Я работал с вами еще во Львове. Помогал Михаилу Степановичу Пригоде. А вот связь из-за бурного немецкого наступления прервалась. Я — Цыган.

И полился рассказ о «путешествиях» его по Германии и Польше, челночных операциях через границу, заброске в Галицию группы оуновцев, работавших на абвер с целью подрыва на железнодорожной ветке Львов — Луцк крупного моста.

— А почему не связались с оперативником?

— Искал, но не нашел Михаила Степановича. Пришлось принимать решение на месте. Так как мост оказался разрушенным при бомбежке, мне показалось, задание выполнено, но не до конца.

— Какой же был конец?

— Я расстрелял всю собравшуюся к этому времени группу. Западный Буг их принял всех.

— А дальше каков был ваш путь?

— Я возвратился в разведцентр и сообщил о выполненном задании. Рассказал правдиво об уже взорванном мосте силами люфтваффе, о бое, который пришлось принять немногочисленной группе с отрядом энкавэдэшников. Результат — погибли шестеро. Двое раненых при попытке переправиться через реку утонули. Я форсировал реку с ними. Четверых раненых забрали красноармейцы.

Мне поверили, потому что вторая группа, которая выбрасывалась с нами, не могла выполнить аналогичное задание на другом участке железной дороги, — рассказывал с интересом Цыган свои занимательные боевые истории.

И тут Якунчиков вспомнил доклад Плетнева, находившегося в командировке во Львове, о сообщении по телефону о двух группах диверсантов.

— Не вы ли предупредили об этих группах нашего сотрудника? — поинтересовался Якунчиков.

— Да, это моя работа, — с гордостью ответил Роман Антонович.

Якунчиков поднял трубку прямого телефона с дежурным:

— Павел Григорьевич, пригласите ко мне Грачева, — приказал заместитель начальника Особого отдела фронта.

Николай Алексеевич вспомнил, что Мирон Петрович Грачев знал о разведчике Цыгане, с которым работал Пригода.

Теперь с Цыганом беседовали двое военных контрразведчика.

— Как же вы добрались к нам с липовыми документами? Никто не задерживал? — спросил Грачев.

— Проверяли шесть раз, но все сходило.

— Значит, немцы научились делать хорошую липу, не так ли? — спросил Якунчиков и недоуменно взглянул на Грачева.

— Нет, тут дело не в чистоте работы, к ним в руки попало много чистых бланков удостоверений. Советские военные штабы некоторых частей при отступлении или разгромах оставляли даже печати и бланки отпускных. Мешками их привозили в разведцентр. Сличали со свежими документами, имеющимися у военнопленных. Там целая система работает.