Она была довольно большая, больше, чем обычные. Плотник изготовил ее по специальному заказу. Расходы Фрэнк покрыл из денег, что копил на приобретение капитанского чина. Не то чтобы ему было жалко этих денег, но каждый истраченный на сторону доллар означал, что ему придется ждать гораздо дольше, пока у него наберется нужная сумма. И это время ему не следует растрачивать по пустякам.

Фрэнк ухватился пальцами за переднюю решетку кроватки и посмотрел вниз. Лицо находилось в тени, но Фрэнк видел его достаточно отчетливо. В конце концов, он и без того знал его как свои пять пальцев. Прелестные синие глаза Кэтлин сейчас, слава богу, закрыты во сне, так что ему не нужно смотреть в них и снова ощущать боль, которая накатывала всякий раз, когда Фрэнк заглядывал в них – и видел сплошную пустоту.

Его сын и наследник. Одеяло скрывало искалеченные ножки, которые никогда не будут ходить, а ночь закрыла пустые глаза. Поэтому Фрэнк не увидит, что – несмотря на утверждения матери – сын его не узнаёт и, видимо, никогда не будет узнавать. И, что так же вероятно, никогда не назовет его по имени.

Ему не раз говорили, что его тоска по Кэтлин со временем утихнет, но Фрэнк по-прежнему ощущал горечь этой утраты всякий раз, когда видел сына – наследство, оставшееся ему после ее ужасной и бессмысленной смерти. Боль в сердце была как огромная разверзшаяся яма, как бездонная дыра, которую ему никогда не закрыть, как бы он ни старался. Фрэнк держался уже три года, и если он когда-нибудь ослабеет, отпустит вожжи, то может свалиться в эту дыру и навсегда потерять самого себя.

Сколько раз он испытывал искушение проделать именно это? Останавливало его только одно. Его сын. Сын Кэтлин. Мальчик, который вырастет, станет выше ростом, но никогда так и не станет взрослым, ему всегда будет нужен кто-то, кто будет всю жизнь о нем заботиться. И этот «кто-то» – сам Фрэнк, так что ему необходимо стать капитаном, чтобы обеспечить сына всем необходимым, чтобы он ни в чем не нуждался, пока живет.

Фрэнк, не осознавая, что делает, инстинктивно опустил руку и погладил золотисто-рыжие кудри, которые мать решительно отказывалась состригать. Под его грубыми пальцами они были как шелк. Мальчик чуть потянулся во сне.

И вот только сейчас Фрэнк понял все насчет Алисии ван Дамм. Она была такая же беспомощная, как его мальчик, по-своему, конечно, беспомощная и напуганная, и никто о ней не позаботился. И это было неправильно, несправедливо. Фрэнк понял это совершенно отчетливо, это понимание возникло в самой глубине того, что еще оставалось от его души. И он не в силах исправить эту несправедливость. Он ничем не может помочь Алисии ван Дамм. Она уже за гранью, помочь ей уже невозможно, но он, по крайней мере, способен отомстить за ее смерть. Нанести такой удар во имя справедливости, удар по этому несправедливому миру. Обычно Фрэнк не испытывал потребности в такой роскоши, как справедливость, просто не мог себе это позволить, – но на сей раз он доставит себе такое удовольствие. К тому же теперь ему помогает Сара Брандт.

Мэллой лишь надеялся, что она окажется способной справиться с этой задачей.

В новом костюме Сара чувствовала себя немного странно – вероятно, потому, что у нее давненько не было никакой новой одежды. Хотя она терпеть не могла заниматься приобретением обновок, в которых ей в любом случае некуда было ходить, Сара, однако, сочла, что нынешняя ситуация оправдывает покупку чего-нибудь более презентабельного, нежели ее обычная, вполне еще способная послужить, пусть и не слишком модная одежда. Уж если ей предстоит являться с визитами к членам элитного столичного общества, не стоит рисковать нарваться на приказание пройти с заднего крыльца.

К тому же когда Сара увидела на первой полосе «Таймс» рекламу магазина «Мэйсиз», то не смогла устоять перед столь мизерной ценой. Всего-то двадцать четыре доллара, хотя обычно такой костюмчик стоил все тридцать. Его вполне можно надевать, отправляясь в церковь. Короткий жакет и юбка из ярко-синего, как на гусарском мундире, сержа, со сплошной шелковой подкладкой… Такой великолепный и роскошный костюм будет выглядеть совершенно неуместно среди толпы обычных людей, но достаточно представительно, чтобы Сара не стала причиной удивленно поднятых бровей дворецкого или горничной, когда в следующий раз явится в дом своей семьи.

Ей и впрямь нужно бы посетить мать. И она это сделает. Очень скоро. Как только закончит это дело. Теперь, когда Сара помирилась с матерью, уладив все былые разногласия, у нее уже нет причин и предлогов не посещать ее. Конечно, есть один нюанс: Сара пока не готова к встрече с отцом. И еще ей следует соблюдать особую осторожность в деле Алисии. Но как только убийство девушки будет раскрыто, а ее убийцу отдадут под суд, у Сары наконец появится время подумать о себе и заняться семейными отношениями.

Однако сейчас у нее есть дело, которое нужно довести до конца.

В «Таймс» сообщалось, что вчера в городе было жарко – восемьдесят четыре градуса[5], рекордная температура для этого дня, но сегодня, слава богу, прохладнее. Все равно жарко, но вполне терпимо. Прекрасный денек для прогулки по более приятным районам города.

Дом на Марбл-роу был все еще убран черным крепом. Когда Альфред открыл дверь на ее стук, он, кажется, совсем не удивился, увидев на крыльце Сару.

– Миссис Брандт, не угодно ли пройти внутрь? Я сейчас узнаю, дома ли мисс Мина, – сказал он, и это вселило некоторую надежду. По крайней мере, дворецкому не отдали приказ не пускать Сару на порог.

На этот раз миссис Брандт явилась в обычные для официальных визитов часы, надеясь, что ван Даммы не принимают сейчас больших компаний гостей и ей не придется общаться с другими любопытствующими знакомыми, помимо Мины. При условии, разумеется, что Сару вообще впустят в дом. Память о том, как ее отказались принять в прошлый раз, все еще грызла сердце. Но тут вернулся Альфред и сообщил, что мисс Мина примет гостью в передней гостиной.

Саре понадобилась всего минута, чтобы прийти в себя и скрыть огромное облегчение. Не хватало еще появиться перед Миной с выражением радости и триумфа на лице, тогда как она якобы пришла с визитом вежливости, дабы выразить свои соболезнования. Когда Сара убедилась, что выглядит достаточно торжественно и мрачно, то позволила Альфреду проводить ее в переднюю гостиную.

Мина расположилась на софе в дальнем углу комнаты, спиной к тщательно занавешенному тяжелой портьерой окну. Траурное платье из черного крепа, явно новое, соответствовало последнему крику моды. Рукава фасона «баранья нога», узкие вверху и широкие у манжет, были огромных размеров. Здесь, безусловно, не хватало ювелирных украшений – траур этого не позволял, – но Мина все равно умудрилась выглядеть элегантно.

Она протянула Саре слабую руку. Миссис Брандт здорово обрадовалась, увидев, что Мина одна. И без того будет трудно вытащить из нее хоть какую-то информацию – не хватало еще состязаться с другими визитерами, стараясь завладеть ее вниманием…