— Я… я по-прежнему не могу понять…

— «Вскрытия»! — проорал Данте. Каждый произнесенный слог он сопровождал ударом кулаком по столу. — Вскры… мать вашу… ти… я!

— Но, сэр, после того как первый эмбрион атаковал оптоволоконную камеру, вынашивающая его корова…

— Неожиданно выкинула, уже знаю. И разумеется, вы произвели аутопсию того эмбриона, идиот. Но скольких еще вы убили?

«Убили»… В применении к лабораторным животным?

— Двух, — ответил Колдинг. — Они росли слишком быстро, и Клаус хотел правильно задокументировать их развитие.

— Мне не нужно документирование! — тоненькая ниточка слюны повисла с нижней губы Данте и болталась. — Мне нужны живые животные! И что вы такого непонятного услышали во фразе «у нас заканчивается время»?

— Данте, вскрытия жизненно необходимы для долговременного, перспективного успеха нашего проекта. Предназначение этих животных — комплектовать совместимые с человеческим организмом органы. Если родятся животные с органами, имеющими какой-то врожденный дефект, Цзянь понадобятся все мыслимые данные, чтобы выяснить, где, на какой стадии развития проявляется этот дефект. Что будет, если проблемы всплывут позже?

— А что будет, если этого «позже» не будет? — Данте встал и наклонился к камере. Его лицо заполнило весь экран.

Колдинг невольно вспомнил эмбриона предка, бросившегося на видеокамеру.

— Мы не можем рисковать ни одним из них, — сказал Данте. — Нам нужно хотя бы одно живое существо, чтобы получить мировую поддержку и вынудить Фишера отвязаться к чертям собачьим. — Данте моргнул несколько раз и вновь опустился в кресло. Тыльной стороной ладони он вытер губы, смахнув струйку слюны.

И больше ни слова о Фишере. То ли Данте был с ним неискренен, то ли что-то изменилось.

— Данте, дайте мне переговорить с Фишером. Я его знаю. Я могу сказать ему, как близки мы к успеху, и сбавлю ему обороты.

— Категорическое «нет». Я не дам ему шанса обнаружить проект.

— Но, сэр, мы…

— Нет! Он не может найти Черный Маниту. Фишер знает о Хёль. Ваше дело заботиться о проекте, я же позабочусь обо всем остальном. И хочу, чтобы вы себе уяснили вот что, — Данте снова вырос во весь экран, выпучив фиалковые глаза, — больше… никаких… вскрытий. Не сметь убивать ни единого эмбриона, по любой причине. Вы поняли?

Колдинг кивнул.

Данте разорвал связь, не добавив больше ни слова. На экране неторопливо закрутился логотип «Генады».

Колдинг подумал о реакции Данте. Этот человек был всегда так выдержан, но сегодня сорвался. Просто потерял самообладание и, возможно, сказал вещи, которые говорить не хотел. «Фишер знает о Хёль». Конечно, Фишер знал о ней — она же была его агентом. Если только…

Если только Фишер не узнал, что Хёль… мертва. А если она мертва, существовал лишь один человек, имевший возможность убить ее до того, как Фишер смог бы обеспечить ей безопасность.

Магнус Пальоне.

Но это было всего лишь предположение, к тому же притянутое за уши. Слава богу, Магнус был очень далеко, в штаб-квартире Манитобы.

И пока он остается там, все пройдет просто замечательно.

19 ноября. «Молли Макбаттер»

Имплантация + 10 дней

В кабине С-5 Сара Пьюринэм насвистывала мелодию песенки Наджента, пробегая глазами перечень работ по техобслуживанию. Она и Алонсо делали еженедельную комплексную проверку систем управления и контроля. Пара компонентов требовала доработки, но в целом состояние Большого Фреда надежно. Даже на военной базе, полной техников, обслуживание этих самолетов было кошмаром. А здесь? Уверенность в готовности вылететь в любой момент стоила полноценного рабочего дня.

— Со, связь проверял?

Алонсо кивнул.

— Да, умница. И она была прекрасной. Такой же, как пять минут назад — когда ты спрашивала меня о том же.

А, точно. Она уже спрашивала.

Алонсо опустил планшет на колени и взглянул на Сару:

— Не знай я тебя лучше, я бы поклялся, что кто-то тебя от души поимел.

Сара схватила свой планшет и хлопнула Алонсо по макушке. Он дернулся и захохотал, потирая место удара.

— Ох! А ты, похоже, и не отрицаешь.

Она пожала плечами. Раз Со уже все вычислил, какой смысл врать ему.

— Сара, а как же «чтобы я еще раз так запала на кого-нибудь»?

— Ну, я была не права. Подай на меня в суд.

Он вертел в руках планшет.

— Просто… Понимаешь, плевать, с кем ты там разминаешься, но мы уже видели, как у тебя все валилось из рук, когда вы с Колдингом собачились последний раз.

— А теперь все по-другому.

Так оно и было: по-другому. Но беспокойство Алонсо заставило взглянуть на все его глазами. Сара действительно ненавидела Колдинга. А сейчас? Почему она так переменилась к нему всего за пару дней?

— Ладно, у тебя своя голова на плечах, — сказал Алонсо. — Я в том смысле, чтоб ты ею думала.

Сара закатила глаза.

— Слушай, меня достал твой словесный понос. Я иду проверять системы ангара. Вы, юноша, остаетесь здесь и хорошенько подумаете над тем, что тут наговорили, и пусть вам будет стыдно.

Она встала и повернулась. Алонсо поднял руку и улыбнулся Сара хлопнула его ладонь своей. Со поддержал ее, но в беспокойстве друга она видела смысл. Видела разумом, но не сердцем.

«Ты в такой беде, девушка. Ты летишь в пропасть и знаешь это».

Ничего поделать с собой она не могла. Подумать только: причиной того, что он ни разу не позвонил ей, Колдинг назвал горе по умершей жене. Печально и так трогательно романтично, с ума сойти можно.

Сара спустилась на первую палубу, где работали с коровами Цзянь, Румкорф и Тим.

— Доброе утро, — с приветливой улыбкой поздоровалась Цзянь. Она стояла в крайнем стойле номер 25, занималась коровой… ага, значит, «коровой-25». Блестящие черные волосы женщины были в беспорядке. Колдинг рассказал Саре об инциденте с эмбрионом, о нервном срыве Цзянь, о том, как она рвала на себе волосы…

— Доброе утро, Цзянь. Как вы?

Та помахала рукой. «Отлично», — говорил ее жест. Она вернулась к работе.

Сара пересекла проход почесать нос корове с биркой в ухе «А-34». Это было крупное животное. Черт, да они все здесь большие. В Саре пять футов десять дюймов росту, а глаза коров, когда они поднимали головы, приходились на одном уровне с ее глазами. «Тридцать четвертая» — белоголовая с черным пятном вокруг правого глаза. Она напомнила Саре собаку Питэй из старого телесериала «Пострелята». Сара почесала корове нос в широкой костистой части. Глаза животного сузились от удовольствия. Корова ткнулась ей в руку, ее шея такая сильная и голова такая большая, что Сара, запнувшись, отступила на шаг.