театра. Артистом был он, по отзывам современников, не просто выдающимся, но великим. И памятник ему – в полный рост – не зря стоит в городе его имени. Хотя население, надо сказать, возражало. Населению больше нравилось название Ингульск – по имени реки Ингул, тут протекающей. Только кто когда прислушивался к голосу населения?

Все это я выслушивал в машине по дороге из аэропорта в гостиницу. А потом пошло перечисление людей, что родились здесь, и я задвигался, заохал и завосхищался.

Как же повезло этому городку, возникшему в восемнадцатом веке вокруг небольшой крепости, сооруженной тут не помню, от чьего возможного нашествия! Отсюда родом Арсений Тарковский, Юрий Олеша, Генрих Нейгауз (великий пианист и множества талантливых людей учитель), изумительный художник Осьмеркин («Человек абсолютного живописного слуха» – скажет о нем его коллега, а эта братия не сильно склонна к похвалам). А одному из отцов легендарной «Катюши» Георгию Лангемаку, который не родился здесь, но учился в местной гимназии, здесь даже поставлен памятник (в конце тридцатых этот гениальный инженер был, разумеется, расстрелян).

И тут прозвучало имя, от которого я вздрогнул, ибо уже давно мечтал написать хоть что-нибудь о поэте Шполянском с псевдонимом Дон-Аминадо. И предлог нашелся: родина его, его пожизненно любимый город – этот захудалый Елисаветград. «Есть блаженное слово – провинция, есть чудесное слово – уезд. Столицами восторгаются, восхищаются, гордятся. Умиляет душу только провинция». Так начинается его прекрасная книга воспоминаний «Поезд на третьем пути». Как я взахлеб прочел ее когда-то! Но теперь позволю я себе длительное, издавна задуманное отступление.

Следует начать его, конечно, с маленького отрывка из письма к Дону-Аминадо непреклонной в своих вкусах Марины Цветаевой: «Мне совершенно необходимо Вам сказать, что Вы совершенно замечательный поэт».

Донельзя типичная биография (кто знает – пропустите, пожалуйста, эту страницу): кончил гимназию, поехал в Одессу учиться на юриста, после доучивался в Киеве, потом – Москва. Затем почти полный отказ от полученного образования – разве что несколько лет отдал адвокатуре. Писать и печататься начал еще в совсем юном возрасте, а в двадцать с небольшим уже как журналист присутствовал на похоронах Льва Толстого (это я к тому, чтобы не приводить дату рождения, ну их к лешему, эти точные цифирки). Стихов – смешных и не очень – сочинил он невероятное количество, сотрудничал в «Сатириконе», Сашу Черного порой напоминая (ну, пожиже чуть, не спорю), фельетонов много написал (тут он как Тэффи был или Аверченко) и на войну пошел, там ранен был и комиссован. Революцию (точней, Октябрьский переворот) не принял сразу и уехал, когда полностью убедился, что более в России невозможно. Ни жить, ни дышать полной грудью. Так в двадцатом году он оказался в Париже. И начался его печальный расцвет.

А почему печальный, собственно? О, это объяснимо с легкостью.

Потому что ностальгия – чувство страшное и вполне понятное. Тот миллион (как не поболее), что уехали в те годы, покидали Россию цветущую, свободную и безопасную для жизни человеческой. И хоть последние перед отъездом годы сумрачные были и тяжелые, но предвоенную Россию помнили все.

Меня самого во многих интервью довольно часто осторожно спрашивали, нет ли у меня ностальгии. Да ни капли! Ну, друзья и близкие остались да печаль о молодости, на выживание потраченной, при этом было столько низкого приспособленчества, что стыдно вспоминать. Но это не тоска по родине, так мучившая ту эмиграцию, да еще вдобавок усугубленная иллюзией, что ужас в той оставшейся России – на короткий срок, такое продолжаться долго не может.

Спустя всего год после приезда Дон-Аминадо выпустил книжку стихов. Называлась она прекрасно и запоминающе: «Дым без отечества». На нее незамедлительно откликнулся не кто иной, как Бунин, никем и никогда не заподозренный в любви к коллегам-литераторам. Он написал: «…В его книжке, поминутно озаряемой умом, тонким юмором, талантом, – едкий и холодный “дым без отечества”, дым нашего пепелища». Стоит упомянуть, что впоследствии они очень крепко подружились.

Дон-Аминадо немедленно прослыл всеобщим увеселителем. Ибо много лет чуть ли не ежедневно появлялись в газетах и журналах его стихи и фельетоны, шутливые смешные объявления, частушки (много сотен было им сочинено), и все это – на злобу дня. Он сочувственно и иронично описывал эмигрантскую жизнь и незамедлительно откликался на все, что происходило в России. Именно поэтому его читать сегодня менее интересно, даже не всегда понятно, а тогда это было глотком свежего воздуха, улыбчивым и потому целительным взглядом на текущую жизнь.

Ни от каких самых мелких тем не отказывался этот сочинитель – «легкое перо», как именовали его критики (не без налета осуждения, конечно). И лишь однажды отказался наотрез. Притом – от лестного и перспективного зазыва. Ему Шаляпин (а дружили они много лет) предложил – точнее, попросил его – написать либретто к опере «Алеко», по Пушкину.

Музыку сочинил когда-то сам Рахманинов – это была первая его опера, написанная при окончании консерватории. Необычайной силы была музыка, как уверял Шаляпин. Он мечтал именно в этой опере сыграть свою последнюю роль – спеть Алеко в гриме под Пушкина. И резко отказался Дон-Аминадо. Он сказал, что слишком почитает Пушкина и что никак не может калечить пушкинский текст, приспосабливая его под оперные арии. И никакие уговоры не помогли. А вскоре Шаляпин умер.

Но вот еще что: Дон-Аминадо писал афоризмы (несколько тысяч этих острых и коротких мыслей он насочинял и напечатал).

Это он, кстати, вполне банальную (но столь же остроумную) пустил по миру поговорку, что «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». И сказал первым (а ведь мы до сих пор при случае это говорим), что «Каин убил Авеля за старые анекдоты».

Мы восхищаемся сегодня Станиславом Ежи Лецем и Борисом Крутиером, но и это ведь потому, что все, сочиненное ими, – на злобу нашего сегодняшнего дня. Только, как и у них, у Дона-Аминадо были формулы, что не утратили свой смысл до сих пор.

Не верите? Тогда я приведу десяток с довеском его вполне сегодняшних афоризмов.

Стрельба есть передача мыслей на расстоянии.

Живя в болоте, не рискуешь, что тебя захлестнет волной.

Ничто так не мешает видеть, как точка зрения.

Утешайся тем, что международное положение еще хуже.

Декольте – это только часть истины.

Живите так, чтобы другим стало скучно, когда вы умрете.

Скажи мне, с кем ты раззнакомился, и я скажу, кто ты таков.

На свете очень много хороших людей, но все они страшно заняты.

Терпение и труд хоть кого перетрут.

Люби человечество, но не требуй