ел только раз в день (сам мне рассказывал). Несколько любящих друзей его подкармливали. И одевался он с чужого плеча. Много писал всяких рецензий – откликов на книги русскоязычных местных писателей, расхваливая их – безбожно и талантливо. Немыслимое доброжелательство источал этот неприкаянный литератор. И книгу сочинил он изумительную – «Лестница на шкаф». Смешную и кошмарную антиутопию о России, Германии и Израиле. Я такого уровня книг ни разу не читал.

Потом стал издавать журнал – дело было коллективное, но явно Миша был душою и мотором этой суетной затеи. Тут и случился ураганный рак. Он мне звонил за месяц до кончины – чтобы попрощаться. Сперва поговорил с моей женой (а Тата его очень любила, хотя совсем не разделяет большинства моих дружеских пристрастий). Сказал, что его уже, в сущности, нет, одно легкое напрочь отказало.

А потом взял трубку я, он очень говорил спокойным голосом, но с очевидностью прощался. Мишка, ошарашенно сказал я ему, да ты сошел с ума (я крепче выразился), а кто ж теперь напишет обо мне достойный некролог? Мы оба засмеялись.

Я уехал на гастроли и уже где-то в пути получил известие о случившемся.

Если бы ты, Мишка, знал, какое чувство дикого сиротства испытал я, узнав о твоем уходе! Да к тому же был ты праведником явным, будешь ты в раю наверняка, а значит, мы с тобой уже никак не повидаемся в дальнейшем.