– Трудно обойтись без драматизма, когда тебе швыряют кинжал в голову, а потом режут шею, – парировал он, держа меня на удивление мягко по сравнению с его жестким тоном.

– Ты загораживал мне путь.

– Правда? И поэтому ты пыталась перерезать мне горло? – Его золотистые глаза блеснули под густыми ресницами.

– Всего лишь проколола кожу, – поправила я. – Потому что ты держал меня и не отпускал. Видимо, это тебя ничему не научило.

– На самом деле я много чему научился, принцесса. Вот почему твои руки и твой кинжал далеко от моей шеи. – В качестве напоминания он погладил большим пальцем мое запястье, и я судорожно сжала рукоятку. – Но если ты уберешь кинжал, то я позволю твоим рукам подобраться к другим местам.

Я чуть не задохнулась. Неужели он не понимает, кому это говорит? Или у меня такой обычный голос, что он меня так и не узнал? Но если он до сих пор не понял, то у меня по-прежнему есть преимущество. Небольшое, но все же.

– Как великодушно, – резко ответила я.

– Когда ты узнаешь меня получше, то поймешь, что я могу быть очень великодушным.

– У меня нет ни малейшего намерения узнавать тебя получше.

– То есть у тебя просто такая привычка пробираться в комнаты к молодым людям и соблазнять их, а потом сбегать?

– Что? – ахнула я. – Соблазнять?

– А разве не так ты со мной поступила, принцесса?

Его большой палец опять неспешно погладил внутреннюю сторону моего запястья.

– Ты смешон! – бросила я.

– Я заинтригован.

Застонав, я дернула руки, а он в ответ усмехнулся. Его глаза были как озера теплого меда.

– Почему ты меня держишь?

– Что ж, помимо твоего неравнодушия к моему лицу и моей шее, ты находишься там, где тебе быть не положено. Это моя работа – задержать тебя и допросить.

– Ты именно так допрашиваешь на Валу тех, кого не узнал? – с вызовом поинтересовалась я. – Что за странный метод допроса.

– Только хорошеньких леди со стройными голыми ножками. – Он наклонился вперед, и когда я сделала очередной вдох, моя грудь коснулась его груди. – Что ты здесь делаешь во время нападения Жаждущих?

– Наслаждаюсь расслабляющей вечерней прогулкой, – огрызнулась я.

Один уголок его губ изогнулся – на той стороне, где нет ямочки.

– Что ты здесь делала, принцесса? – повторил он.

– А на что похоже то, что я делала?

– На первый взгляд – что-то невероятно глупое и безрассудное.

– Прошу прощения? – недоверчиво произнесла я. – Что безрассудного в том, чтобы убивать Жаждущих и…

– Я что-то не знаю о новой политике набора рекрутов? О том, что на Вал теперь берут полуодетых леди в плащах? Мы так отчаянно нуждаемся в защите?

В моей крови как пожар вспыхнул гнев.

– Отчаянно? Почему мое присутствие на Валу – это знак отчаяния, когда я, как ты видел, умею стрелять из лука? О, погоди, это потому что у меня есть грудь?

– Я знал женщин с не такой прекрасной грудью, которые могли зарубить человека в мгновение ока. Но здесь, в Масадонии, таких нет.

Мне хотелось бы знать, где живут такие удивительные женщины… погодите-ка. С не такой прекрасной грудью?

– Ты очень умелая, – продолжал он, и мое внимание вернулось к нему. – Не только со стрелами. Кто учил тебя сражаться и применять кинжал?

Я закрыла рот на замок, отказываясь отвечать.

– Бьюсь об заклад, тот же человек, что дал тебе этот клинок. – Он помолчал. – Кто бы тебя ни тренировал, плохо, что он не научил тебя, как избежать плена. Ну, плохо для тебя.

Во мне опять вспыхнул гнев, затмевая разум. Я вскинула колено вверх, целясь в самую чувствительную часть его тела – ту, которая каким-то образом делала его более пригодным для боя, чем я.

Хоук почувствовал движение и блокировал мое колено бедром.

– Ты такая неистовая. – Он сделал паузу. – Кажется, мне это нравится.

– Отпусти! – возмутилась я.

– Чтобы ты меня пнула или ударила кинжалом? – Он втиснул свою ногу между моими, чтобы на будущее предотвратить любой пинок. – Мы это уже проходили, принцесса. И не раз.

Я оторвала бедра от стены и попыталась оттолкнуть его, но только прижалась своим самым чувствительным местом к его твердому бедру. От трения меня внезапно затопило такой волной жара, словно ударило молнией. Резко втянув воздух, я замерла.

Хоук тоже застыл, прислонившись ко мне. Его большое тело было напряжено, грудь вздымалась и опадала рядом с моей. Что… что происходит? Я чувствовала жар, несмотря на то, что мы находились высоко и стояли на холодном ночном ветру. Казалось, моя кожа гудит, а по всему телу танцует приятная энергия, пульсирующий жар, сменивший болезненный холод.

Прошло несколько слишком долгих мгновений, и наконец Хоук произнес:

– Я вернулся к тебе той ночью.

Шум внизу начал стихать. В любой момент сюда может кто-нибудь подняться, но я была невероятно безрассудна и глупа, позволив глазам закрыться, и его слова крутились в моей голове.

Он тогда вернулся.

– Я же сказал, что вернусь. Я пришел, а тебя не было, – продолжал он. – А ты обещала, принцесса.

Я ощутила легкий укол вины. Оттого ли, что лгала ему, или оттого, что швырнула ему в лицо кинжал? Наверное, верны обе причины.

– Я… я не могла.

– Не могла? – Он опять заговорил тихо, его голос стал более низким и хриплым. – А мне кажется, если ты чего-то очень хочешь, то тебя ничто не остановит.

Я рассмеялась, горько и хрипло.

– Ты ничего не знаешь.

– Может быть.

Он отпустил мое предплечье и, прежде чем я поняла, что он задумал, его рука скользнула под мой капюшон. Его холодные пальцы дотронулись до неповрежденной кожи на моей правой щеке. Я ахнула от прикосновения и попыталась отстраниться, но деваться здесь было некуда.

– А может быть, я знаю больше, чем ты думаешь.

По моей коже поползли мурашки от тревоги.

Хоук наклонил голову и прижался щекой к левой стороне моего капюшона.

– Ты правда думаешь, что я не знаю, кто ты?

Все мышцы в моем теле напряглись, а во рту пересохло.

– Тебе нечего на это сказать? – Он помолчал и добавил едва слышным шепотом: – Пенеллаф?

Проклятье.

Я шумно выдохнула, не понимая, радоваться мне или бояться из-за того, что больше не нужно ломать голову: знает он или не знает? Смятение превратило мой гнев в нечто непонятное.

– Ты только что догадался? Если так, то какой же из тебя телохранитель?