— Это сюрприз, — пожал плечами цесаревич. — Но вы могли бы и сами догадаться, что награда найдет своих героев. А вот ваше прошение о заключении брака действительно застало меня врасплох, — насмешливо добавил он.

Оставшийся путь к небольшому возвышению сродни сцене в дальнем конце зала мы проделали в молчании, лишь на ходу отвечая на приветствия знакомых. Заговаривать и задерживать нас в присутствии цесаревича никто не пытался.

Вообще, мероприятия с участием наследника всегда носили гораздо менее формальный характер, чем с участием Императора. Отчасти потому, что у владыки Империи был регламентирован каждый шаг и каждая минута была на вес золота: например, он бы точно не стал разыскивать нас по залу самостоятельно. Не из высокомерия, а просто из экономии времени. Да и лично встречать гостей на приеме он мог только в крайнем случае.

А отчасти — благодаря живому и кипучему нраву самого Владимира Алексеевича, о неусидчивости и проказливости которого в детстве ходили легенды. Сейчас его сдерживало чувство долга и пресловутые правила приличия, но все равно цесаревич пользовался любой возможностью даже не взбунтоваться… просто перейти на неформальный тон. Кажется, официоз его попросту душил, за что был им яро нелюбим.

Повинуясь взмаху руки хозяина приема, мы поднялись на сцену сразу вслед за ним.

— Дорогие гости, позвольте минуту вашего внимания, — голос цесаревича, усиленный специальной аппаратурой, разнесся над залом, гася шепотки и привлекая к сцене всеобщее внимание. Я привычно выкинула из головы посторонние мысли, сосредоточившись на происходящем и приняв вежливо-заинтересованный невозмутимый вид. Я никогда не любила произносить речи, но это тоже было частью моего обучения. Сейчас от меня ничего подобного не требовалось, разве что в положенный момент высказать благодарность, но взгляд толпы привычно оказал дисциплинирующее воздействие.

А вот Одержимого, кажется, роль центра внимания нервировала. Он хмурился, обводил окружающее пространство тяжелым угрожающим взглядом, откровенно враждебным, а рука его, о которую я опиралась, периодически нервно вздрагивала. Как будто мужчина порывался сдвинуться с места или совершить какое-то еще действие, но в последний момент одергивал себя.

И это было неожиданно: Ветров — старший офицер, у него огромный опыт командования. С другой стороны, может, в этом и была загвоздка, что привык он отдавать приказы и командовать военными, а не выступать перед мирными гражданами? В чем принципиальная разница, я не понимала, но других версий у меня не было.

— Настал момент открыть сегодняшний вечер, а к нему очень пунктуально подоспели главные виновники торжества, так что не придется тянуть время. Но прежде чем перейти к приятному, я хочу сказать несколько слов, — продолжил тем временем цесаревич. Он-то как раз роль оратора исполнял легко, играючи, без малейших затруднений; мне кажется, ему это давалось гораздо легче, чем даже его привыкшему к подобному за годы правления отцу. — Сегодня мы празднуем не просто какой-то договор — стоило ли ради подобного собираться такой большой компанией! — но новую веху в развитии Империи и всего человечества. В очередной раз нам удалось доказать всей галактике, что для людей нет слова «невозможно». Мы можем уступать другим видам в точности органов чувств, в уровне развития некоторых отраслей науки, но не уступаем, а зачастую и превосходим, в главном: в упорстве достижения поставленных целей и стремлении к развитию и познанию. Благодаря мужеству и самоотверженности двух человек мы сумели добиться того, что не получалось на протяжении веков ни у одного вида: найти общий язык с одной из самых загадочных цивилизаций известной части Галактики — с теми, кого мы называем варами. Особенно приятно, что достижение это носит именно дипломатический характер, а не военный и научный. Стремление понять, познать чуждый разум и принять его именно таким, какой он есть, — вот что отличает по-настоящему разумное существо от высокоорганизованного животного. Не подмять под себя, но научиться жить в симбиозе. И я верю, действительно верю: когда-нибудь мы достигнем такого уровня развития, что сможем принять подобный принцип за норму жизни, и решение вопросов военным путем станет историей. Я горд, что стою сейчас рядом с этими людьми, что, как и они, являюсь сыном Земной Империи, и рад, что именно мне выпала честь вручить им сегодня награду, призванную подчеркнуть значимость их поступка. Пусть это и нарушает протокол вручения упомянутых наград, которые имеет право даровать только Государь Император лично, но, надеюсь, мне с его благословения простят эту небольшую слабость, — с улыбкой резюмировал цесаревич, делая приглашающий жест рукой.

На помост, печатая шаг, поднялись двое офицеров караула, несущие в руках изящные плоские ларцы. Ветров к концу речи наследника помрачнел еще больше, хотя, казалось, дальше было уже некуда. Очень хотелось спросить о причинах такой реакции, но было не время и не место.

— За заслуги перед Империей Первым Лучом Солнца со всеми сопутствующими регалиями награждается Ее Светлость княгиня Вета Аркадьевна Чалова, — строго и торжественно, без обычных веселых бесенят в глазах проговорил цесаревич, бережно беря из ларца хрупкую подвеску ордена. Озадаченная и шокированная, я на ватных ногах под стук сердца в ушах подошла ближе.

— Служу Империи и Государю, — ответила с глубоким поклоном, когда награда приклеилась к моему платью. Так, на гражданской одежде, она выглядела не орденом, а необычным украшением.

— Благодарю за службу, — с улыбкой ответил цесаревич, склоняя голову и поднося мою ладонь к губам.

Потом я отступила назад, уступая место Одержимому и пытаясь осознать свалившуюся на меня честь.

Первый Луч Солнца не считался высшей наградой, но стоял особняком от остальных и был, на мой взгляд, наиболее почетен — скорее ввиду своей истории и списка кавалеров этого ордена, чем иных причин. Первый Луч Солнца, Луч Солнца второй и третьей степеней были учреждены в эпоху осознанного освоения тогда уже Земной Империей дальнего космоса, и вручался он разведчикам, первооткрывателям и контактерам. Тем, кто ежесекундно рисковал жизнью, вслепую шел вперед. Символически — первый солнечный луч, коснувшийся поверхности далекой планеты.

Больше всего мне хотелось сейчас подергать цесаревича за рукав, привлекая внимание, и попытаться убедить его, что это какая-то ошибка. Что я не сделала ровным счетом ничего, достойного такой награды, и все это было чистой воды везением. Мы просто подвернулись под руку возжелавшим разборок варам, а потом я оказалась достаточно слаба для того, чтобы подцепить местный вирус.

Но свое мнение благоразумно придержала при себе. Как метко заметил Одержимый, не наказывают ведь — награждают.

Вклад Ветрова в контакт с варами был оценен скромнее, на Луч Солнца третьей степени, и мне показалось, что новость эту мужчина воспринял с облегчением.

— Мне особенно приятно, что к этому событию, пусть и опосредованно, но я тоже приложил руку, — продолжил цесаревич, обращаясь не к аудитории, а к нам двоим, когда стихли вежливые аплодисменты. Улыбка его стала совсем веселой и заразительной, а тон — неформальным. — Я надеялся, что из вас получится прекрасный тандем, способный на невероятное, и угадал. Одного только не мог предусмотреть, хотя и должен был: что вашу чудесную способность дополнить друг друга вы рассмотрите и сами. Дело в том, дорогие друзья… — обратился он уже к залу, и мне захотелось провалиться сквозь сцену. Чего я не хотела совершенно, так это широкой огласки подробностей собственной личной жизни. Но… монаршая милость — груз зачастую более тяжелый и уж точно более ответственный, чем опала. Владыки мира не имеют привычки спрашивать, нужна ли подданным их награда, точно так же как не спрашивают о наказаниях. — …Что из чужого мира к нам вернулась не пара надежных боевых товарищей, а жених и невеста. И я с удовольствием воспользуюсь своим положением, чтобы первым поздравить их обоих и благословить этот союз от своего имени и от имени Государя Императора. А теперь я наконец-то могу объявить этот торжественный вечер открытым. Наслаждайтесь, дамы и господа! В конце концов, у нас действительно есть повод для радости.