Мир гораздо разнообразнее, Миша. Что мы спорим? Я имею в виду отход от мирских дел ради творчества. А не ради пустого времяпрепровождения.

Михаил: – У Ефрема Сирина – праздность – главный грех.

Ферапонт: – Отвечу я тебе словами Святителя Василия Великого. Не всякая праздность является недугом, она может быть и благом. Есть благая и дурная праздность. «Как не всякий труд полезен, так не всякая праздность порочна». Слышал такое?

Михаил: – Кто это сказал? Василий Великий?

Ферапонт: – Тихон Задонский, Мишенька.

Михаил: – Не знал. Я все больше Ильина читаю. Патерики древние.

Ферапонт: – Я это двадцать лет назад читал.

Михаил: – Это всегда полезно.

Ферапонт: – Для каждого – свое слово. Свое питание. Для младенцев – молоко, для взрослых – твердая пища.

Михаил: – Отче, мы же братья с тобой по вере. Не обижайся на меня.

Ферапонт: – А что мне обижаться? Из-за повести?

Михаил: – Ну, да.

Ферапонт: – Я думал, что ты обидишься. У меня нет никаких обид. Переделаю всё и дело с концом. Там и, правда, сумбурные есть места. А может, и совсем ее заброшу

Михаил: – Вот и хорошо. Видать, досталось тебе, отче? Нет? Ты писал мне, что гнали тебя.

Ферапонт: – Что об этом вспоминать? Сейчас все иначе.

Михаил: – Я ведь тоже пишу. Мне думается, что надо быть точнее, правильнее, когда пишешь.

Ферапонт: – Как рафинированное масло?

Михаил: – Ну, какой ты, право. Любишь ёрничать, уколоть. Не совсем. Но в святоотеческой традиции. Для меня древние патерики – пример.

Ферапонт: – Миша, но патерики – это назидательные истории из жизни святых. Не художественные произведения.

Михаил: – Но там все в рамках традиции. Нет шагов вправо или влево. Я за золотую середину. Я о самом принципе. О воплощении идеи.

Ферапонт: – Даже самые безобидные истории из жизни святых могут быть соблазнительны.

Михаил: – Не может такого быть.

Ферапонт: – Мы проповедуем Христа распятого. Для иудеев соблазн, для эллинов – безумие. Разве нет? В чьи руки попадет книга? Даже среди верующих нет единомыслия. О чем ты говоришь?

Михаил: – Разномыслие в частностях не отменяет единства в главном.

Ферапонт: – Да не может быть художественная литература полноценной духовной. Это вещи разного уровня.

Михаил: – А если монах будет писать?

Ферапонт: – Да какая разница? Монашество не делает автоматически человека ближе к Богу, а святым и книги не нужны. Если кто из святых и сподобился написать, так это книги по Воле Божьей написанные и о вещах для многих людей непостижимых. Я понял тебя: ты выбрал жанр назидательных историй (улыбается).

Михаил: – Но так, чтобы через истории мы могли увидеть духовную подоплеку событий. Бога, который незримо присутствует в нашей жизни.

Ферапонт: – Дай Бог тебе сил это воплотить. Но смотри…

Боящийся – в любви не совершенен. Впрочем, я ведь о твоей жизни ничего толком не знаю.

Михаил: – Выходит, что и я тоже. Ты в Китай ездил недавно? Отдыхал?

Ферапонт (смеется): – Отдыхал? По службе я ездил. Я в отпуске уже десять лет не был.

Михаил: – Как же без отдыха? Отдыхать надо. Развлекаться.

Ферапонт: – Насмешил…Какие развлечения? Ты же за точность формулировок. Проводить время в удовольствиях? Веселиться?

Михаил: – Я говорю об отдыхе от мирских забот.

Ферапонт: – В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят. Не пойму я тебя. Монаху отдыхать не положено, на мой взгляд.

Михаил: – Они тоже люди. Отдыхать все равно надо.

Ферапонт: – Но не в удовольствиях мира сего.

Михаил: – Нет, конечно.

Ферапонт: – Монах есть тот, кто миру непричастен. А ты другой какой-то стал отчасти. Хотя во многом и не изменился совсем. Как и я, впрочем.

Михаил: – Думаешь?

Ферапонт: – Кажется…Я думаю, что с годами я лучше так и не стал. Кроме понимания сути некоторых событий и вещей, ничего не прибавилось. Значит, жизнь моя духовная устроена неправильно. Возрастать мы должны, а не топтаться на месте. А у меня нет ничего такого. Да и, сказать честно, чем больше мне кажется, что я что-то понимаю, тем больше понимаю, что я ничего не понимаю. Вот такой парадокс.

Михаил: – С ума сойти.

Ферапонт: – Мне кажется, что отец Макарий был прав.

Михаил: – В чем же?

Ферапонт: – Помотает тебя…

Михаил: – Он тебе говорил об этом?

Ферапонт: – О нем книгу собирается писать один священник. Да ему благословения не дают. Пока.

Михаил: – Почему?

Ферапонт: – Думаю, что ты и сам об этом знаешь…Ты хоть и его чадо, но не его семейства. Он – горячий был. Огонь. Наверное, ошибался. Но горел.

Михаил: – А я, стало быть, теплый?

Ферапонт: – Бог тебя знает. Но другой. Иногда горишь, иногда тухнешь. Мы и пообщались-то всего ничего. Один день. Не знаю. А слухи гнусные про батюшку – ложь. Я даже знаю, кто источники. С гнилой водой. И ведь – не бояться. Бога не бояться. Один уже епископом стал. Далеко пошёл.

Михаил: – Ну, не всё ложь.

Ферапонт: – Я не о всех, а о самых гнусных. А что за имя Христово в морду дать мог. Так, почитай Иоанна Златоуста – он пишет, что если кто публично хулит Христа, то и заехать можно.

Михаил: – Ну, не знаю. Бог поругаем не бывает. Да и про Златоуста это миф.

Ферапонт: – Не бывает. Но всякое бывает. И не нам судить. Что, как и почему.

Михаил: – Насилие – это не Христов путь.

Ферапонт: – Бог наказывает людей иной раз так, что пощечина – это нежный поцелуй. Для вразумления.

Михаил: – Все равно. Это для меня неприемлемо.

Ферапонт: – Отец или мать тоже наказывают своих детей. И ремнем могут всыпать. Разве не метод это?

Михаил: – Добротой и лаской.

Ферапонт: – Кому-то нужен кнут. А кому-то пряник. Люди разные.

Михаил: – Бог всех любит бесстрастно. Вот к этому и надо стремиться.

Ферапонт: – Что же…Миша, дорогой, давай к этому и будем стремиться.

Михаил: – А мне пора уже собираться. Пойдем, проводишь меня до моей комнаты.

Ферапонт: – Даже на ужин не останешься?

Михаил: – Не успею. Поезд уходит через час. Благо, что вокзал рядом. И вещей у меня мало.

Ферапонт: – Ты не обижайся на меня, Михаил.

Михаил: – Да всё хорошо. Какие обиды?

Ферапонт: – Ну, всё-таки…

Михаил: – Всё, хватит празднословить. Пойдем (улыбается).

Ферапонт и Михаил уходят по направлению к монастырскому корпусу.

Келья отца Ферапонта. День спустя.

Действующие лица:

Отец Самуил – около 50 лет, высокий, с черной большой бородой.

Отец Исайя – около 40 лет, бывший иеродиакон, теперь иеромонах.

Отец Ферапонт

Отец Варфоломей, игумен, около 60 лет.

Ферапонт сидит за столом в своей