Она нетерпеливо забарабанила пальцами по обивке руля:

– Не вижу смысла подниматься. Зачем это? Ты еще не поняла, во что ввязался этот парень? Хочешь сложить голову в этой квартире? А потом тебя найдут на другом конце Москвы, на обочине, с проломленной головой!

– Женя никогда не позволит меня убить, – уверенно сказала я.

– Ты так в этом уверена? Что-то ты заговорила иначе! – Елена Викторовна криво улыбнулась. – Раньше ты была убеждена, что твой жених вообще не способен кого-то убить! Теперь отвечаешь только за себя. Уже прогресс!

В конце переулка показалась машина, и мы замерли, глядя на приближающиеся фары. Горел дальний свет, но, заметив нас, водитель его погасил. Машина проехала мимо, чуть замедлив ход. За рулем сидел мужчина, и я заметила, что он повернул голову, рассматривая нас. Странное, должно быть, впечатление мы на него произвели. Богато одетая женщина в шикарной машине и замерзшая девушка в куртке, которая никак не решается к ней сесть. Два часа ночи, глухой переулок. Может, он подумал, что мне нужна помощь.

– Садись, – повторила Елена Викторовна, когда машина скрылась за поворотом. – Тут слишком безлюдное место. Мне оно не нравится. Ты собираешься сегодня спать или нет?!

В ее голосе неожиданно зазвучала истеричная нотка. И тут я приняла решение. Одно из тех решений, целесообразность которых бывает трудно объяснить. Но ты чувствуешь, что должен поступить именно так, а если сделаешь иначе, то будешь жалеть.

– Я останусь.

Она посмотрела на меня и вдруг крутанула пальцем у виска:

– Ты рехнулась?! Ты останешься тут одна?!

– Да, я вернусь туда.

– Но зачем, чего ради?!

– Вы же сами сказали, что у меня есть обязательства перед Женей, – напомнила я. – Может, я хочу их выполнить.

Она всплеснула руками:

– Да это же романтическая чепуха! Тебе сколько лет?!

– Двадцать пять.

– По-моему, в пять раз меньше! – рявкнула она, поворачивая ключ в замке зажигания. – Ну все, садись. Садись, говорю тебе, я немедленно уезжаю!

По-моему, она так и не верила в серьезность моего решения. Наверное, ей казалось, что я обегу машину, открою дверцу и сяду рядом с ней. Но я повернулась и пошла прочь, к подворотне. Мне вслед послышался резкий окрик:

– Ты в самом деле идешь?!

Я обернулась:

– Да. Так будет лучше. В случае чего, вы подтвердите, что я туда пошла. Вы же подтвердите?

Она смотрела на меня и качала головой. Так, будто все еще не верила. И тут я приняла еще одно решение. Оно мне далось тяжелее, чем первое. Я всегда стеснялась об этом просить…

– Вы не могли бы дать мне немного денег, до февраля? – спросила я, возвращаясь к машине. – У меня в кармане десятка, больше нет.

Она молча достала из сумки бумажник – огромных размеров, наверное мужской. Вытащила несколько сотенных купюр, подумав, достала еще одну – пятьсот рублей. Я поблагодарила и взяла.

– Ты сумасшедшая, – сказала она уже тише, разглядывая мое лицо. – Чего ты хочешь добиться? Он стоит на своем и правды никому не скажет. Когда ты ушла, я постаралась на него надавить. Ему на все наплевать, Наденька. На все угрозы, на все мои обещания. Ты понимаешь, что это значит?

Я ответила, что не понимаю. Она вздохнула:

– Вряд ли он у тебя такой крутой. Ты бы об этом давно узнала. У меня только одно объяснение – его обучили, как в случае чего огрызаться, и сказали, что бояться нечего. И думаю, я знаю, кто это сделал. Иначе бы твой Женя так себя не вел.

Она поджала губы и нехотя добавила, будто сожалея:

– Особенно со мной.

– Вы думаете, это Роман? – спросила я.

Она хлопнула дверцей, и машина тронулась с места. Я слегка отступила в сторону и посмотрела, как она сворачивает за угол. Теперь нужно было поторопиться, если я не хочу замерзнуть насмерть. Я бегом вернулась во двор и, перед тем как открыть дверь подъезда, снова подняла глаза. Все окна на третьем этаже были темны.

Я поднялась по лестнице. На этот раз никаких крыс я не заметила, зато меня стали пугать мои собственные шаги. Они звучали чересчур отчетливо, хотя я старалась не шуметь и ботинки у меня были без каблуков. Что сказала Елена Викторовна? Дом почти нежилой? Должно быть… Многие двери выглядели так, будто давно не открывались. На втором этаже отсутствовала лампочка. Сетчатая шахта лифта заросла какой-то странной жирной копотью – я испачкала рукав, когда случайно задела сетку. Что ж, третий этаж. Двустворчатая дверь.

Я подошла к ней вплотную и плотно прижалась ухом. Сперва я ничего не расслышала. Потом до меня донесся какой-то слабый, едва различимый звук. Я стояла и слушала, наверное, минут пять, пока не поняла, эти звуки – далекая, негромкая музыка. Женя поставил какую-то из своих пластинок. В его комнате я заметила магнитолу. Это была самая примитивная «мыльница», но проигрыватель дисков в ней, видимо, был.

Нужно было нажать кнопку звонка. Или не нужно? Что произойдет, когда я сделаю это? Музыка наверняка смолкнет. Потом я услышу шаги. В двери нет глазка, и Женя спросит, кто это. Наверняка решит, что вернулась Елена Викторовна. А может, не будет подходить. Но предположим, он все-таки откроет мне дверь. Что я скажу ему? Спрошу, кто, кроме него, есть в квартире? Я вспомнила силуэт в темном окне. Кто бы там ни прятался, Женя предпочел его запереть. Ту дверь он запер еще до того, как отправился отвечать на звонок. Он не знал, кто стоит на лестнице. Значит, предпочитал спрятать своего гостя (или гостей) от кого угодно. Так же он поступит на этот раз. Он даже не впустит меня в квартиру.

Я подняла руку и приготовилась нажать на кнопку звонка. Сейчас я их спугну. Они слушают музыку, значит, чувствуют себя неплохо. Женя (и кто там еще?) торжествуют, что так ловко отчитали меня и Елену Викторовну. Но кто бы там ни прятался, вряд ли это Роман. Маленький полный блондин? Скорее, высокая стройная блондинка.

Мне вдруг стало смешно. Я вела себя, как образцовая ревнивая жена, которая выследила свое горе и теперь приготовилась застукать его на месте преступления. Рука опустилась сама собой. Нет, конечно, это бессмысленно. Мне даже порог переступить не позволят. Все игры окончены. Еще сегодня (уже вчера) утром, в лесу, Женя был откровенен. Я довела его до истерики, он многое мне рассказал. Правду или нет? Я все-таки не могла представить его в роли убийцы. Так что, вернее всего, он говорил правду. Его отослали со студии для разговора с Митей. Теперь мне казалось, что разговор этот был не так уж важен. Возможно, его просто хотели убрать подальше. Когда Женя вернулся, все было уже кончено. Возможно, это было для него потрясением. А если верить его рассказу, он так ничего и не узнал. Просидел на студии до часу, потом был какой-то звонок (чей, откуда?), и Женя поехал сюда. Его отвез продюсер.

Это – то, что он рассказал мне. Но мне же, и в присутствии Елены Викторовны, он начал врать. Что тут сыграло роль? Что я явилась не одна? Или то, что ему намылили шею за вчерашнюю откровенность? Или… то, что в соседней комнате кто-то был, и возможно, подслушивал?