– Когда папе сделали операцию, я уже давно была в Гарварде. И никак не могла прервать учебу.

– Ты не хотела, – ответила я. Можно понять, что стипендия Гарварда – не та вещь, от которой легко отказаться. Но страдать из-за всего этого пришлось Исааку. Он боролся за их ферму и свою семью… пока Элиза просто сбежала.

– Он отложил учебу, чтобы ты могла исполнить свою мечту.

Элиза тяжело сглотнула:

– Мечту, которая оказалась не такой, как я ее себе представляла. Но что-то подобное обычно замечаешь только спустя какое-то время.

Ее взгляд стал отсутствующим, как будто последняя фраза предназначалась не мне, а ей самой.

– Сейчас мы уже снова ладим намного лучше. Но я не настолько наивна. И мне ясно, что случившееся тогда все еще стоит между нами. Как бы мне хотелось все исправить. Но я понятия не имею как.

– Этого я тебе тоже сказать не могу, – честно ответила я. – Но знаю, что с его плеч упал бы огромный груз, если бы ваши родители все-таки переступили через себя и снова начали относиться к нему как к сыну. Эта ссора… от нее же никому нет пользы.

– Не знала, что все до сих пор так плохо, – тихо произнесла Элиза. – Я думала, ситуация уже решилась. По телефону он всегда давал понять, что все в порядке.

– Потому что он Исаак. Он не хочет вызывать у тебя угрызения совести. На самом деле они больше с ним не разговаривают, с тех пор как он сказал им, что пойдет учиться и не будет брать у них деньги.

– Он не берет деньги у наших родителей? – недоверчиво перебила меня Элиза. – Но как он тогда выживает в Вудсхилле?

– Работает до полусмерти. А параллельно изучает, наверно, предметов двадцать одновременно. Он не хочет сидеть на шее у ваших родителей, раз и так уже настолько их расстроил.

У Элизы округлились глаза, она покачала головой:

– Я понятия не имела.

– Он на все пойдет ради этой семьи, несмотря на то что его так часто тут ранили.

Элиза отвела глаза:

– Знаю.

– Он заботится обо всех, – продолжала я и не могла не подумать о прошлой ночи, когда он обнимал и утешал меня, пока я не заснула. – Но о нем никто не заботится. Это несправедливо.

Между нами возникла пауза.

– Неправда, – сказала Элиза через какое-то время. А потом посмотрела прямо мне в глаза. – У него есть ты, Сойер. И я не могла бы пожелать для него лучшего.

Мы провели все воскресенье с семьей Исаака, и когда вечером я открыла дверь в свою комнату в общежитии, меня там уже ждала Доун. Хотя она притворялась дико занятой работой за ноутбуком, воздух вокруг нее буквально гудел, и я по опыту знала, каких усилий ей стоило сразу же не начать выпытывать у меня мельчайшие детали поездки.

При этом мне больше всего хотелось просто упасть на кровать и закрыть глаза. Я адски устала. Так устала, как обычно чувствовала себя после трехдневных вечеринок. Вот только последние два дня я не тусовалась, а играла. Играла, разговаривала и пробежала много километров. А еще я каталась верхом – о чем мечтала с тех пор, как мне исполнилось пять лет.

Будь моя воля, я бы села на лошадь Исаака и с криком понеслась галопом по полям, однако Исаак придерживался мнения, что Лунный Свет должна сперва познакомиться и подружиться со мной, прежде чем он сможет свободно отпустить меня с ней одну. Так что пока мне пришлось чесать ее странного вида щеткой, после чего он помог мне залезть и на поводке повел нас по двору со скоростью улитки. Тем не менее это было классно.

Вообще-то, после ночи в комнате для гостей я думала, что будет неловко снова показаться на глаза семье Исаака – особенно его маме и дедушке. Но Гранты ни словом не обмолвились о том случае, и у меня не создалось впечатления, что они считают меня странной. Лишь папа Исаака все воскресенье совершенно не обращал на меня внимания, а бо́льшую часть времени работал на улице. Много раз я замечала, как Исаак предлагал ему свою помощь, а тот прогонял его быстрым движением головы. И каждый раз Исаак выглядел настолько подавленным, что мне хотелось наорать на его отца. Судя по выражению лица Элизы, она думала о том же, о чем и я, и у меня теплилась надежда, что, возможно, теперь, зная, что происходит в ее семье, она наконец станет посредником между ними.

Доун покашляла. Я села рядом с ней на ее кровать и скрестила руки на груди. Она с облегчением выдохнула и закрыла свой ноутбук.

– Тебе лучше? – спросила соседка.

Я чуть не спросила: «В каком смысле?», однако потом вспомнила, почему вообще поехала на ферму к Грантам. Со вчерашнего утра я не думала о мерзких словах Аманды. А сейчас, по сравнению со всем, что случилось на ферме, они вдруг показались мне абсолютно несущественными.

Видимо, вот что имел в виду Исаак, когда говорил об исцеляющем эффекте своей фермы.

– Я в порядке, – ответила я, разглядывая разноцветную карту над кроватью Доун. Я еще никогда не ездила отдыхать, никогда не покидала Штатов. Но выходные с Исааком – какими бы эмоциональными и иногда нервными ни были – при воспоминании о них казались поездкой на отдых.

– Ты выглядишь очень усталой, но в то же время очень довольной. Как будто все выходные не отлипала от обнаженного тела Исаака.

Я закатила глаза:

– Его дедушка надул меня в покере. Еще я играла с его братом и сестрами. И познакомилась с его лошадью по кличке Лунный Свет.

Доун ошарашенно уставилась на меня:

– Серьезно?

– Было правда круто, – сказала я.

Она кивнула:

– Хочу услышать все.

Так что я рассказала ей про ферму Исаака, его семью и животных. А когда закончила, Доун с улыбкой покачала головой.

– Вот уж не подумала бы, что доживу до такого, – произнесла она и скрестила ноги.

– Что? – не поняла я.

Она лукаво ухмыльнулась, словно ей известны вещи, о которых я не имела ни малейшего представления.

– Да не важно. Сама скоро поймешь.

Нахмурившись, я хотела спросить еще раз, однако Доун резко сменила тему и заговорила об истории, которую начала писать прошлой ночью.

На следующей неделе мне пришлось выйти в стейк-хаусе на четыре смены. Так как постепенно становилось все холоднее и быстрее темнело, люди приходили раньше и уходили позже. Ал радовался, потому что получал больше прибыли, но для нас с Исааком это означало, что работать нужно дольше.

Я была счастлива, что из-за случившегося на прошлой неделе наши отношения не стали странными. Если бы Исаак внезапно начал вести себя со мной иначе, я бы просто не выдержала, однако он этого и не делал. Вероятно, я – опять – его недооценила. Надо срочно с этим заканчивать, поскольку наряду с тем обстоятельством, что теперь я знала его гораздо лучше, мне все больше бросались в глаза перемены в нем. Он уже почти не заикался, когда во время наших смен с ним заговаривала какая-нибудь девушка. Иногда он даже кому-то отвечал, если с ним флиртовали, и заключал со мной пари, кто получит больше чаевых.