Перемещается на автофургоне «гольфстрим регата» 1989 года выпуска (см. «Другие фотографии»). Ранее проживала в Корал-Спрингсе и Форт-Лодердейле, Флорида; по имеющимся данным, много переезжала с места на место по континентальной части США. В настоящее время, вероятно, проживает в Уэст-Мильтоне близ Дейтона, Огайо.

Дэниэл жмёт на ссылку «Другие фотографии». Вот он, фургон, громоздкий, тупорылый, грязно-бежевый — или был когда-то белым? — с широкой коричневой полосой. Внизу страницы — очередная ссылка, «Псевдонимы»:

Дрина Деметер

Кора Уилер

Пури Гаргано

Вруна Галетти

И ещё полдесятка. Дэниэл захлопывает ноутбук. Наверняка Эдди знает, где она сейчас. Так почему скрыл? Считает его неуравновешенным, одержимым жаждой мести?

Неужто он и в самом деле таков? И верно, впервые с тех пор как его отстранили от службы, Дэниэл чувствует прилив сил. Присутствие Вруны Костелло подзадоривает его, как чья-то песенка за стеной или порыв ветра, — хочется подойти ближе.

Майра и Радж чистят овощи, а Герти готовит свою фирменную начинку. Дэниэл и Руби хлопочут над индейкой, восьмикилограммовой тушей, щедро смазанной маслом с чесноком и тимьяном. Чуть за полдень, когда вся еда уже в духовке или на очереди туда, а Майра вытирает столы в кухне, Радж выходит в гостевую комнату ответить на деловой звонок. Герти прилегла. Руби и Дэниэл сидят в гостиной: Дэниэл — в кресле-качалке с ноутбуком, Руби — на диване со сборником судоку. За окном метёт, снежинки тают на стекле.

Дэниэл читает о цыганах, о том, как их предки вышли из Индии, как бежали от религиозных преследований и рабства, откочевали на запад, в Европу и на Балканы, стали заниматься гаданием. Полмиллиона цыган были истреблены во время Холокоста. История их схожа с историей евреев: исход и скитания, стойкость и гибкость. Даже знаменитая цыганская пословица, Амари́ чиб с’амари́ зор— «Наш язык — наша сила», — напоминает любимые изречения Шауля. Достав из кармана чек из химчистки, Дэниэл записывает на нём пословицу, а рядом — ещё одну: «У мысли есть крылья».

В последнее время ему трудно поддерживать связь с Богом. Год назад он ударился в иудейскую теологию — как дань памяти Шауля и в надежде обрести утешение после смерти сестры и брата. Немного-то он нашел, о смерти и бессмертии иудаизм мало что говорит. В то время как другие религии ставят на первый план смерть, иудаизм сосредоточен на жизни. В центре внимания Торы — олам ха-зе, этот мир.

— Работаете? — спрашивает Руби.

Дэниэл вскидывает голову. Солнце поднялось над Катскильскими горами, окрасив их в нежно-сиреневые и персиковые тона. Руби, поджав ноги, устроилась возле подлокотника.

— Да нет. — Дэниэл захлопывает ноутбук. — А ты?

Руби пожимает плечами:

— Тоже нет. — И закрывает книжку с головоломками.

— Ума не приложу, как ты их разгадываешь, — дивится Дэниэл. — Для меня это китайская грамота.

— Во время представлений много свободного времени. Если не придумаешь себе занятие, то с ума сойдёшь от безделья. А я люблю хитрые задачки.

Сегодня Руби снова в костюме «Сочная мода», только другого цвета. Волосы собраны свободным узлом — точь-в-точь птичье гнездо. Дэниэл вдруг понимает, что будет скучать, когда она уедет.

— Из тебя вышел бы отличный доктор, — замечает он.

— Надеюсь. — Лицо её, обращённое к Дэниэлу, кажется беззащитным. Удивительно: выходит, ей небезразлично его мнение. — Я хочу стать врачом.

— Правда? А как же ваше шоу?

— Я ведь не стану всю жизнь этим заниматься.

Её сухой, равнодушный тон Дэниэлу непонятен. Интересно, в курсе ли Радж? Где ему взять другую такую ассистентку, чтобы понимала его с полуслова? Дэниэл вспоминает вчерашний разговор за завтраком, холодок между Раджем и Руби. Ничего сложного в их распорядке дня нет, уверял Радж. «А вот Рубина…» — сказал он…

Руби поправляет волосы. Теперь Дэниэл видит: безразличием тут и не пахнет, она обозлена.

— Да чёрт подери, — продолжает она, — я учиться хочу! Хочу стать настоящим человеком, заниматься серьёзным делом!

— А вот мама твоя не хотела становиться настоящим человеком.

Дэниэл спохватывается, но поздно. Голос его невольно смягчается, губы растягиваются в улыбку: почему-то при мысли о Кларе первое, что приходит на ум, — её отвага, безрассудная смелость, а не то, чем всё закончилось.

— И что? — Руби вспыхивает, глаза блестят, отражая свет люстры. — При чём тут моя мама?

— Прошу тебя, прости. — Дэниэл сквозь землю готов провалиться. — Сам не знаю, что на меня нашло.

Руби хочет что-то сказать, но молчит. Дэниэл чувствует, как она отдаляется — уходит в неведомые подростковые края: горные скалы обиды, пещеры, где ее не найти.

— Твоя мама была необыкновенная, — говорит Дэниэл. Ему крайне важно, чтобы Руби поверила. — Это не значит, что ты должна на неё походить. Просто знай, и всё.

— Я и так знаю, — отвечает скучным голосом Руби. — От всех слышу.

Руби выходит прогуляться под снегом. Дэниэл смотрит, как она шлёпает по грязи в своих уггах и в свитере с капюшоном, пряди волос развеваются на ветру; наконец она исчезает среди деревьев.

25

— Аллилуйя! Хвалите Бога во святыне Его, хвалите Его на тверди силы Его. Хвалите Его по могуществу Его, хвалите Его по множеству величия Его. Хвалите Его со звуком трубным, хвалите его на Псалтири… — Герти запинается, — и гуслях[47].

— Что такое псалтирь? — спрашивает Руби.

С прогулки она вернулась повеселевшая. Сейчас она сидит за столом между Раджем и Герти. Напротив — Майра и Дэниэл, держатся за руки.

— Не знаю. — Герти, хмурясь, глядит в Тегилим.

— Подожди, сейчас посмотрю в Википедии. — Руби достаёт из кармана телефон-раскладушку, быстро жмёт на миниатюрные кнопки. — Вот. «Смычковая псалтирь — вид струнного инструмента наподобие цитры. В отличие от старинной щипковой псалтири, смычковая псалтирь появилась лишь в двадцатом веке». — Она закрывает телефон. — Ну вот, теперь понятно. И тебе, бабуля, спасибо.

Герти возвращается к книге:

— Хвалите Его с тимпаном и ликами, хвалите Его на струнах и органе. Хвалите Его на звучных кимвалах, хвалите Его на кимвалах громогласных. Всё дышащее да хвалит Господа! Аллилуйя.

— Аминь, — вполголоса откликается Майра, сжав руку Дэниэла. — А теперь давайте поедим.

Дэниэл отвечает на пожатие, но ему неспокойно. Сегодня он узнал о теракте в Багдаде, в районе Садр-сити. Пять автомобильных бомб и одна мина унесли жизни двух с лишним сотен человек, в основном шиитов. Дэниэл не спеша потягивает вино, мальбек. Он уже выпил бокал-другой белого — Майра откупорила, когда они хлопотали на кухне, — но сладкого тумана в голове, что обычно приносит ему алкоголь, всё нет и нет.