– Вот уж чего я не ожидала тут, так это серенады.

– Надеюсь, тебе понравилось. Приглашаю тебя в вагон-ресторан. Ночные путешествия утомительны, нужно подкрепиться.

– Спасибо, я пока не голодна, и у меня в сумке есть бутерброд.

– Давай, не скромничай! Время летит быстрее, если хорошо поесть и немного поболтать.

Фрида сдалась. Пал бывал в доме Эммы и Ференца и наверняка, как журналист, знал много интересных историй. К тому же он прав, не стоит отказываться от хорошей еды и приятного разговора.

– Какое совпадение, что мы приехали и уехали в Анкару в один и тот же день! Я видел, как ты садишься, и пошел искать по вагонам.

Значит, он видел, как она в слезах прощалась с Исмаилом, и догадался о причине ее красных глаз. Внезапно Фрида испытала неловкость в присутствии человека, который вторгся в ее личную жизнь. Эрдели, должно быть, заметил ее замешательство, потому что сразу сменил тему.

– Сорок третий год начался с хороших новостей. Во-первых, союзники показали свою силу в Касабланке. Кстати, наверняка тебе уже говорили, что ты похожа на Ингрид Бергман. Она играет главную роль в «Касабланке». Во-вторых, неожиданный визит Черчилля в Адану. И наконец, поворотный момент в российско-германском противостоянии – Сталинград! Можно ли придумать что-то большее для оптимизма. Советую тебе съесть этот аппетитный суп, пока он не остыл.

Фриде пришлось заняться едой, но думала она о том, что только что сказал Пал Эрдели. И семья, и друзья, и в первую очередь она сама ликовали, когда немцы потерпели поражение в Сталинграде и генерал Паулюс сдался русским. Были даже те, кто говорил, что, если бы не Сталинград, все депортированные в лагерь «Ашкале» были бы убиты.

Ашкале, налог на богатство… Ей вдруг вновь стало не по себе.

«Тех, кто наживается на войне и намеренно уклоняется от налогов, ставят на одну доску с ремесленниками и рабочими, которые не в состоянии заплатить их. Увы, лес рубят – щепки летят».

Так сказал Исмаил ей в Анкаре, когда они заговорили о пресловутом налоге на богатство. Но то, что он сказал, было правдой. Тогда почему это беспокойство?

«Конечно, с ними обращаются очень несправедливо, но, когда все закончится, бедные быстро встанут на ноги, потому что они умеют зарабатывать деньги», – продолжал Исмаил.

Они стояли на площади парламента: перед ними возвышалась величественная статуя Ататюрка, слева здание «Зираат Банка», справа еще одно правительственное учреждение с огромным плакатом «Турки должны покупать турецкие товары».

– Тебе когда-нибудь приходило в голову подсчитать, пока мы гуляли между площадями Тюнель и Таксим? «Сестры Коэн», «Ашет», «Маркиза», «Лебон», что-то там еще, что принадлежало семье Белла. Ах да, еще «Оказион», «Режанс», «Ладзаро Франко»… Теперь площадь Галатасарай: парикмахерские «Вили» и «Аристокли», аптека «Ребул»… Сплошь иностранный капитал!

Да, у Исмаила была отличная память, она и не догадывалась, что он обращал внимание на вывески. Иностранные имена эхом раздавались на вымощенной булыжником площади Хергеле и создавали причудливый контраст со стоявшими на ней серыми каменными учреждениями.

– Османское наследие, – заключил Исмаил. – Республике необходимо отказаться от него, но, конечно, не таким образом. К тому же у большинства жертв налоговой политики есть друзья и связи за границей, и они обо всем узнали мгновенно. Что будет с репутацией Турции?

Сколько раз Фрида, торопясь на пристань, или по дороге к Эмме видела, как из фешенебельных домов на улице Истикляль тащат мебель и грузят на машины, а владельцы плачут в сторонке. Она была свидетелем исчезновения большинства имен, перечисленных Исмаилом, смены вывесок.

Отказаться от наследия! Но разве она сама не была в каком-то смысле частью этого наследия? Некоторые из этих имен были именами друзей семьи.

Она взмахнула рукой, чтобы отогнать как назойливую муху беспорядочные мысли. Она знала, что пропасти будут всегда.

– Я думаю, – говорил Эрдели, – что конференция в Адане принесет пользу Турции. И хотя Турция обеспокоена укреплением Советского Союза, от прежних империалистических амбиций русских уже ничего не осталось. Но даже если это так, разве не лучший выход для Турции – сблизиться с Америкой и Англией?

Фрида больше не слушала, она вежливо, но рассеянно кивнула и огляделась. Тут был совсем другой мир: бархатные сиденья, зеркала… Все столики были заняты. В воздухе стоял восхитительный запах гуляша, напоминая Фриде о доме сестры и зятя.

– Если ты не хочешь кофе, давай пойдем…

Эрдели с неизменной любезностью проводил ее до вагона второго класса и попрощался, слегка поклонившись и пожелав, чтобы «путешествие прошло хорошо».

Несмотря ни на что, эти два дня в Анкаре подарили Фриде покой. Теперь она смотрела в будущее с большей уверенностью и ясно представляла, как дальше устроит свою жизнь. Рано утром – клинические занятия, обход вместе с профессором и ассистентами в больницах Хасеки, Бакыркёе или в Джеррахпаша. Слушать, делать записи и задавать как можно больше вопросов, особенно в педиатрическом отделении. Она с некоторым страхом и волнением ждала педиатрической практики, где ей предстояло лицом к лицу встретиться с больными младенцами и детьми. Она знала, что временами ей будет трудно, но ей будет придавать сил уверенность, что она может им помочь. Теперь Фрида хорошо отдавала себе отчет, чтó она уже знает, на чем нужно сосредоточиться в учебе, что ей пригодится, а что совершенно бессмысленно. И эту ясность внушил ей Исмаил, его любовь к ней.

Она будет ждать от него письма и писать ему снова. Она перевела на турецкий недавно прочитанное стихотворение Пушкина и обязательно отправит в первом же письме к нему.

И сердце бьется в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь.

Мечты о грядущих днях успокаивали и утешали ее, как колыбельная, которую она пела сама себе.

По вечерам она будет возвращаться в пансион, учиться, а когда почувствует, что силы на исходе, пойдет, как всегда, кормить кошек, а если среди них найдутся больные или калеки, постарается вылечить и их.

Если мадам Лоренцо не станет возражать, она будет слушать Чайковского на стареньком граммофоне и думать об Исмаиле…

Скрипя тормозами, поезд въехал на станцию Хайдарпаша.

Фрида спустилась на платформу и устремилась к выходу, на простор, ей хотелось поскорее убежать от толпы, от тускло освещенного вокзала. Но что это?! Среди встречавших она увидела зятя, в сером пальто и серой шляпе. Она удивилась. Что так рано здесь делает Ференц? Не мог же он приехать ее встречать.