– Ну же, давай, венд! – Оскалившись, я поманил его мечом.

Страха больше не было – может, его вышибло из меня Берстуковым копьем.

Мне показалось, что в реве толпы я различил голос Улафа, кровь в жилах закипела, как бульон на костре-сердце.

– Давай, режь нить моей судьбы, если сможешь, – прорычал я.

Противник сделал пробный выпад, целясь мне в ноги, но «крылатый» наконечник встретил мой. Я попытался подсечь его снизу, но он отклонил мой выпад вправо. Мы столкнулись щитами – на меня пахнуло смрадным дыханием, – потом разошлись. Венд оттолкнул меня – знал, что близко подпускать опасно. Лезвие его копья мелькало в воздухе, мой щит тоже, руку жгло. Я ругнулся – мне никак не удавалось нащупать его слабину, – да и едкий пот вытереть с глаз хотелось, но я знал: стоит оторвать взгляд от вендова копья – и птица крылом взмахнуть не успеет, как я буду мертв. Он нацелился мне в грудь, и я уже приготовился отразить удар, однако венд отдернул копье. Мой меч рассек пустоту, а лезвие Берстука, прочертив дугу, разодрало мне кольчугу и впилось в ребра. Тело будто обожгло расплавленным железом. Из раны потекла кровь – толпа радостно завыла.

Берстук крутанул копье над головой, и железное древко ударило по моему мечу, но выбить не выбило – его удержал шнурок Улафа. Я увернулся от смертельного удара и вновь обхватил скользкую от пота рукоять. Подцепив край моего щита копьем, Берстук попытался выдрать его у меня из рук. Злой рок навис надо мной, как Йормунганд над волнами, я осознавал, что смерть близка. Бросая вызов Всеотцу, я со всей силы рубанул по копью Берстука – меч прошел сквозь железо и дерево и отсек добрую часть копья. Я выставил вперед левую ногу и со всей силы ударил Берстука в шею рукоятью, но шея у него была толстая, что дуб, и мой удар его только разозлил. Он отшвырнул сломанное копье и выхватил из ножен меч.

Неожиданно сзади поднялся яростный гул, похожий на рев бури. Я обернулся. Брам стоял на коленях, кровь заливала ему глаза и стекала на бороду. Одна рука безжизненно повисла, другая странно торчала вперед, будто кривая ветка, а пальцы судорожно сжимались. Даже Берстук остановился посмотреть. Тео Грек наклонился и, подняв Брамов меч за лезвие, подал его норвежцу. Дрожащей рукой Брам схватил меч, но покачнулся назад, и острие меча процарапало пыль. Грек, тяжело дыша и утирая со лба пот, повернулся к Гвидо. Тот посмотрел туда, где сидел Сигурд с волками, потом кивнул Тео. Приблизившись к Браму, Грек наставил острие меча ему на горло. Свейн все еще сражался с Африканцем, а я был слишком далеко. Держа меч обеими руками, Тео пронзил храброму норвежцу грудь до самого сердца. Из горла Брама хлынула кровь, он повалился на бок.

Поняв, что случилось, Свейн испустил вопль, от которого задрожали бы стены в Вальхалле.

Берстук свирепо ухмыльнулся и снова пошел на меня – жаждал прикончить сам, пока Грек не подоспел на подмогу. Мечи наши столкнулись, правый бок отозвался ужасной болью. На кольчуге расплывалось бурое пятно, вместе с кровью из меня утекала жизнь – перед глазами замелькали тени, а голова стала легкой, как перышко, будто бы душа расставалась с телом. Я все еще размахивал мечом, иногда попадая по щиту Берстука, но чаще разя пустоту. Я проклинал богов и норн, которые спряли нить, что привела меня сюда и здесь же оборвется. Сзади к Берстуку подошел Грек, все еще тяжело дыша, но венд встретил его злобным оскалом. Он хотел убить меня сам: еще один побежденный воин – еще больше славы и серебра. Я отшатнулся, руки немели; наверное, я выпустил меч. Уплывая в мир теней, словно балласт – в море, я не чувствовал боли.

Мечи наши столкнулись, однако теперь гул толпы казался далекими раскатами грома. Меч повис на Улафовом шнурке. Берстук перерезал его, и мой клинок беззвучно упал на землю. Я видел, как позади венда огромная секира Свейна срубила голову с могучих плеч Африканца. Рот норвежца разверзся в победном вопле, но я его не слышал. Берстук оттолкнул ногой мой меч, и краем сознания я услышал хохот богов – мне не суждено перейти Радужный мост и пировать в чертогах Одина. Я разгрыз себе губу, но боли не было, я чувствовал лишь смрадное дыхание венда – брызжа слюной, он осыпал меня проклятиями. Потом схватил меня за шею и, примерившись, занес меч для смертельного удара. И в этот самый момент я набрал полный рот крови и плюнул ему в глаза. Он замер, ослепленный, его меч скользнул мне по плечу, а я, выхватив свой длинный нож, со всей силы вонзил его ему в рот, проламывая череп. Обмочившись, он испустил дух. Я выдернул нож, с острия которого разлетелись по воздуху серые комки, и отшатнулся – мертвое тело грохнулось ничком на землю. Рев толпы постепенно доходил до моего сознания. Я наклонился, поднял меч и, пошатываясь, направился на помощь Свейну. Он был без шлема, его длинные рыжие волосы промокли от пота, секира со зловещим свистом чертила круги в воздухе, и Грек, который остался без щита, никак не мог к нему подобраться. Он не слышал, как я подошел сзади, да и, скорее всего, считал меня покойником. Свейну удалось развернуть противника так, что спина ничего не подозревающего Тео оказалась прямо передо мной и я мог спокойно рассечь его надвое.

К нам уже бежали «длинные щиты». Они встали кругом, нацелив на нас копья. Тео скользнул в железное кольцо, словно меч в ножны.

Свейн махал секирой, вызывая «длинных щитов» на смертный бой. И тут вдруг раздался «волчий» вой – сверху к нам бежал Сигурд, а за ним – Флоки, Пенда и все остальные, сверкая на солнце оскалами и клинками. Солдат, который говорил мне о вендском боге, прокричал что-то остальным. Гвидо выхватил меч, глядя на нас сузившимися хищными глазами. Солдаты, как один, побросали на землю копья и щиты и подняли руки. Это был или очень храбрый, или очень глупый поступок, ведь на них бежал отряд вооруженных воинов. Но тут Сигурд прокричал скандинавам, чтобы те убрали мечи в ножны. Они повиновались, чему я был рад, – иногда даже ярл не в силах остановить кровопролитие.

Пенда и Бьярни подхватили меня под руки. Другие хлопали Свейна по промокшей от пота спине, а третьи собрались у тела Брама.

– Ты ярл Сигурд? – спросил коренастый солдат.

Гвидо встал рядом с ним, свирепо глядя на Сигурда.

Ярл кивнул.

– А это мои воины, – объявил он, высоко подняв голову. Потом бросил гневный взгляд на Гвидо и повелел, наставив на него палец: – Неси серебро. Мы победили. – Теперь он показывал на Тео Грека, который с пепельно-серым лицом стоял около солдат. – Этот червяк был бы уже мертв, если б твои люди не вмешались.

– Будет тебе серебро, норвежец, – ответил Гвидо. – Но придется подождать. – Он поглядел на трибуны, где бесновались зрители, недовольные тем, что их лишили кровавого зрелища. – Опасно приносить серебро сюда, к этим дикарям.

Сигурд покачал головой.

– Мой товарищ сейчас переходит Радужный мост, – произнес он, устремив на Гвидо тяжелый, как грозовая туча, взгляд, – я должен позаботиться о достойном погребении. Мы разбили лагерь на каменном причале к западу от Палантина. Принесешь серебро завтра на рассвете.

Гвидо кивнул. Коренастый смотрел на Сигурда так, как смотрят на небо, ожидая дождя.