Но напрасно мы кричали этому дурню остановиться – он лишь пришпоривал гнедого. В разгар скачки полоумная кобыла Джошуа вырвалась вперед, в ноздри Капитану удаэил запах кугуарьей шкуры, и, закусив удила, тот погнал чертову кобылу в сторону от дороги через кусты, овраги, перелески, и прежде чем я сумел его остановить, мы отмахали мили три. Разумеется, когда мы вернулись на дорогу, и парня, и гнедого уже и след простыл. Тогда мы возобновили свой поход к Рваному Уху. Как ни странно, завидев нас, люди, живущие при дороге, со всех ног мчались к домам, запирали засовы, а иные так и постреливали из окон. Пуля, отлитая не иначе как на бизона, отстрелила Глэнтону кусочек уха, и тот раздраженно заметил:

– Черт возьми! Они словно предчувствуют, что мы намерены лишить их школьной учительницы!

– Да откуда им знать! – говорю. – Бьюсь об заклад, пока мы пропадали в горах, между Рваным Ухом и Бизоньим Хвостом разразилась война.

– Тогда за каким чертом они стреляют в меня? – выразил удивление старина Джошуа. – В отличие от вас, мальчики, я не держу сторону Бизоньего Хвоста. Я сам из Рваного Уха.

– Сомневаюсь, чтобы они признали тебя, заросшего и в шкуре, – ответил я. – Эй, что там такое?

Перед нами на дороге показалось быстро приближающееся облако пыли. Сомнения скоро рассеялись: дико вопя и размахивая винчестерами, на нас мчалась толпа всадников.

– Ого! – воскликнул Глэнтон. – Что бы там ни затевалось, но будет лучше, если мы посторонимся. По всему видать, что джентльмены вышли на тропу войны и жаждут чьей-то крови.

– Спрячемся в кустах, – предложил я. – Но все равно пусть на меня нашлют чуму, торнадо, всех следопытов штата, но я доберусь сегодня до Рваного Уха!

Мы свернули в заросли, освободив дорогу, так что и слепой проехал бы, да только зря старались: всадники, человек сорок-пятьдесят, вломились в кусты следом за нами. Ведомые стариной Джошуа, мы то и дело сворачивали, петляли, брали напрямки, всячески запутывая след, и в результате к тому времени, когда объявились в Рваном Ухе, наши преследователи все еще плутали в зарослях. Вокруг никого не было, город словно вымер. Все двери были закрыты, ставни на окнах домов, магазинов и салунов опущены. Подозрительное дело.

Мы выехали на площадь. И тут из ближайшего дома послышалось – трах! – и добрый заряд дроби прошелся по усам старины Джошуа. При виде такого глумления над старостью я не выдержал: подъехал к дому, достал из стремени ногу и пинком высадил дверь. Внутри кто-то заорал и попытался выпрыгнуть в окно, но был остановлен карающей рукой Глэнтона. Приглядевшись, я узнал в барахтающемся человечке Исайю Барлоу, одного из коренных жителей городка.

– Что, черт вас всех раздери, означает такой нелюбезный прием? – зарычал на него Билл.

– Неужто ты, Глэнтон? – раскрыл рот Барлоу, часто-часто моргая глазами.

– А кто ж, по-твоему?! – рявкнул Билл. – Или ты принял меня за индейца?

– Ага, о-о! Я хочу сказать, что не сразу узнал тебя в тюрбане, – ответил Барлоу. Он огляделся. – Или я сплю, или передо мной Джошуа Брэкстон и Брекенридж Элкинс.

– А то! – фыркнул Джошуа. – Мы самые и есть!

– Ну и дела, – говорит тогда Исайя, потирая свою шею. – Не знаешь, что и подумать! – Тут взгляд его остановился на шкуре кугуара. Протерев глаза, он снова посмотрел на Джошуа, с сомнением качая головой.

– Где все? – спросил Джошуа.

– Видишь ли, – говорит Исайя, – некоторое время назад в город на взмыленной лошади влетел этот соплях Дик Линч и принародно поклялся, что только что чудом избежал смерти от рук отъявленных злодеев, самых диких, кровожадных и свирепых, какие когда-либо спускались с гор.

– Парни, – во всеуслышание объявил Дик, – это не индейцы и не белые. Это те самые звероподобные дикари, о которых нам толковал профессор из Нью-Йорка! Один из них будет покрупней взрослого гризли, а конь под ним что твой лось, только раза в два побольше. Другой, чуть меньше первого, весь в рванине и безобразнее самого черта. На голове у него убор индейца апачи. А на третьем так вообще ничего нет, кроме, шкуры кугуара на заднице, в руке огромная дубина, а волосы свисают аж до плеч! Как только они меня заметили, – продолжал, захлебываясь, Дик, – завопили так, что куда там дюжине чертей! – и поскакали следом, точно целая орда индейцев! Я–то, не будь дураком, тут же развернулся и поскакал в город, а по дороге всех предупреждал, чтобы прятались в домах и не высовывались.

– Ну и только он это сказал, – продолжал Исайя Бардоу, – как все мужчины, которые на этот час находились в городе, вскочили на коней, – кроме меня, поскольку у меня на важной части тела вскочил прыщ, – и умчались встречать банду за городом, чтобы не допустить уличных боев.

– В жизни не видал таких дураков, – усмехнулся я. – Послушай-ка, а где ваша новая школьная учительница?

– Еще не приехала, – ответил Исайя. – Она должна прибыть ближайшим дилижансом, и мэр с оркестром выехал ее встречать у переправы через Желтую речку, чтобы потом в сопровождении почетного эскорта доставить в город. Они отправились незадолго до того, как Дик Линч переполошил округу.

– Прекрасно! Вперед, друзья! – обернулся я к своему войску. – Мы тоже будем участвовать во встрече!

Мы нещадно погнали лошадей по дороге и скоро услышали впереди раскаты музыки, приветственные вопли толпы и беспорядочную пальбу – то есть все, что полагается слышать по случаю большого праздника. Видно, дилижанс уже прибыл.

– Что будем, делать? – спросил меня Глэнтон, и тут за нашими спинами раздался какой-то шум. Я оглянулся и вдалеке увидел все ту же банду психов из Рваного Уха. Они резво пылили по дороге, размахива винчестерами. Я сразу смекнул, что миром это дело не уладить: парни издалека нашпигуют нас свинцом и лишь потом посмотрят, кого это они так удачно подстрелили.

– Вперед! – заорал я. – Если ее увезут в город, нам их не одолеть, и мы никогда не получим учительши! Выход один – отбить силой! За мной!

Мы еще пуще припустили по дороге, миновали поворот и тут увидели дилижанс – на козлах сидели охранник с возницей, а рядом гарцевал мэр на лошади. Шляпу мэр держал в руке, а из всех его карманов и седельных сумок торчали горлышки бутылок виски. Мэр во все горло орал приветственную речь, пытаясь перекричать грохот оркестра: труб всевозможных размеров, барабанов и волынок. От этого тарарама лошади вздрагивали, прядали ушами и то и дело порывались встать на дыбы. И через весь бедлам прорывался хриплый голос мэра:

– … и мы сердечно рады приветствовать вас, мисс Девон, и приглашаем вступить в нашу тихую обитель, где жизнь, подобно ручейку, течет спокойно, без тревог, где души людей, взращенных на хлебе, молоке и меде…

И тут из-за поворота вылетаем мы и ураганом врываемся в мирный ход торжественной процессии, а вслед за нами в облаке пыли и порохового дыма с проклятиями и гиканьем несется еще целая орава!

Не прошло и минуты, как на месте чинной встречи завертелось такое, что и вообразить невозможно: лошади сбрасывали седоков и дико ржали, все беспорядочно палили во все стороны, а упряжка дилижанса сорвалась с места и понесла, по пути выбив из седла некстати подвернувшегося мэра. Кроме свинца, неприятель пытался ошеломить нас гнутой медью, проверяя ею на прочность наши головы. А тут еще подоспели наши преследователи! На всем скаку врезавшись в гущу событий, разгоряченные погоней, они не стали отделять зерна от плевел, а пошли крушить и правых, и виноватых. Тем временем старина Джошуа наотводил душу, молотя дубиной направо и налево, Глэнтон пустил по головам рукояти длинноствольных кольтов, а я давил в лепешку всякого, кто заступал мне путь к дилижансу!