– А как же дикарь?! – воскликнул ван Брок. – Ваш племянник мог бы оказать неоценимую помощь в деле поимки и дальнейшей транспортировке сего великолепного экземпляра. Подумайте! Речь идет о науке! О прогрессе! О…

– О полосатом скунсе! – находчиво ввернул дядюшка Джейкоб. – Брекенридж, идешь ты или нет?

– Все, – говорю. – Теперь помолчите оба! Я уже устал от ваших пререканий. Сделаем так: я войду в пещеру и выгоню дикаря наружу. Билл, как только появится, стреляй ему в заднюю ногу, тогда мы его живо скрутим.

– Но ты оставил на плато оба кольта вместе с поясом, – возразил Глэнтон.

– Они и не понадобятся. Ты же слышал – ван Брок запретил убивать дикаря. А если в темноте палить начну я, то запросто могу его укокошить.

– Ладно, – говорит Билл, взводя курок. – Я вижу, тебе любой дикарь по плечу.

Так вот, вошел я, значит, в пещеру, а кругом тьма, хоть глаз выколи. Я ощупью двигался вперед и скоро обнаружил, что лаз разделяется надвое. Выбрав тот, что попросторнее, я скоро ткнулся в нечто крупное и мохнатое. Послышалось глухое «Вумп!», и кто-то сгреб меня в мощные объятия.

Я так и понял, что передо мной дикарь и что он не иначе как на тропе войны. Я накинулся на него, он – на меня, и, сцепившись в неделимое целое среди кромешного мрака, мы топтались по неровному каменистому полу, кусались, мяли и рвали друг друга на части. Медвежья речка недаром славится борцами, и надо ли говорить, кто среди них наилучший, но все же этот чертов дикарь задал мне работенку! Он оказался самым крутым и самым волосатым парнем из всех, к кому я когда-либо прикладывал руку, а укусов и тумаков у него было припасено для меня столько, что с избытком хватило бы на троих. Он исступленно грыз меня, лапал по всему телу и с таким усердием возил по полу, что мне аж поплохело.

На какой-то миг показалось, что душа моя расстается с телом, но тут же я представил себе, каким унижениям подвергнутся мои родственники на Медвежьей речке, когда в округе прознают, что их чемпиона до смерти загрыз в пещере какой-то дикарь.

Мысль о небывалом позоре пробудила во мне зверя, мозг захлестнули кровожадные инстинкты, силы удвоились. В следующую минуту я отвесил этому типу такого тумака, который уложил бы на месте любого – неважно, дикий он или ручной, да в придачу, размахнувшись хорошенько, я от души лягнул противника в живот да еще боднул несколько раз в нюх, после чего он ослабил объятия и часто-часто задышал. Не теряя времени, я нащупал на его голове, то, что больше всего походило на ухо, запихнул в рот и упоенно принялся перемалывать челюстями.

И вот, не выдержав моего последнего аргумента, дикарь издал рычание, в котором не было ничего человеческого, отпрянул от меня и, разбитый наголову, ринулся к выходу, должно быть, зализывать раны на солнышке.

Я поднялся и, спотыкаясь на каждом шагу, побрел следом. Снаружи донесся единодушный вопль, но выстрела не последовало. Впереди замаячил просвет, и скоро я показался в расселине пещеры – в крови с головы до ног, вместо одежды одни лохмотья.

– Где он? – хрипло выкрикнул я. – Неужели упустили?

– Кого? – спрашивает Глэнтон, выходя из-за валуна, пока дядюшка Джейкоб и ван Брок спускались с дерева, росшего чуть поодаль.

– Дикаря, конечно, черт бы его… – прорычал я.

– Никакого дикаря мы не видели, – заявляет Глэнтон.

– Да? А кого же я тогда выгнал из пещеры?

– Мы только гризли и видели, – говорит Глэнтон.

– Ага, – осклабился дядя Джейкоб. – Это и был дикарь ван Брока. А сейчас, Брекенридж, если ты уже наигрался с медведем, мы…

– Нет-нет! – испуганно завопил ван Брок, подпрыгивая от возбуждения. – Без сомнения, это был человек, я имею в виду то, что ударило меня по голове и скрылось в норе. Это не медведь! Он все еще там, если только из пещеры нет другого выхода.

Дядюшка Джейкоб заглянул в пасть пещеры и говорит:

– Да нету там никого. Даже дикарь не посмел бы забраться в логово гризли, а если бы и посмел, то остался бы там нав… У-а-у-у-у!

Из мрака пещеры со свистом вылетел камень и ударил дядюшку Джейкоба в живот. Дядюшка Джейкоб переломился надвое и ткнулся головой в землю.

И тут я вспомнил.

– Ага! – воскликнул я. – Все ясно! – Потом взял у Глэнтона шестизарядник, взвел курок и говорю им: – В пещере есть развилка. Я выбрал не тот ход. Стойте здесь, только освободите перед дырой чуток места. На сей раз он от меня не уйдет!

С этими словами я ринулся в пещеру и, не обращая внимания на рой камней в воздухе, углубился в узкий ход. Было темно, как в запечатанной консервной банке, но, похоже, я не ошибся в расчетах – впереди слышался топот босых ног по каменному полу. Я наддал ходу и тут заметил слабый свет. В следующий момент я завернул за угол и очутился в небольшом гроте. Из узкой бреши в стене на высоте нескольких ярдов от пола падал солнечный луч. В неверном свете я увидел фантастическое существо, которое делало отчаянные попытки удержаться на крохотном выступе перед брешью.

– А ну слазь! – загремел по гроту мой голос.

Он словно не слышал. Тогда я подпрыгнул, одной рукой ухватился за край выступа, подтянулся и мертвой хваткой вцепился ему в ногу. Ощутив на своей лодыжке железные пальцы, существо дико взвыло и опустило мне на голову дубину. Удар был настолько силен, что под рукой обломился кусок скалы, и поскольку я не захотел расстаться с его лодыжкой, то со стены слетели мы оба. К счастью, я упал на камни головой и отделался шишкой, в то время как наиболее важные части скелета – ребра, например, – вообще не пострадали. Моему напарнику повезло меньше: он заехал макушкой мне в челюсть и потерял сознание.

Я тут же поднялся, ухватил пленника под мышки и потащил на божий свет, где нас дожидались остальные. Я свалил его перед ними на землю, и все вылупились на трофей, словно не веря своим глазам. Дикарь был великолепен: мужчина огромного роста со спутанными волосами и усами длиною в фут. Чресла дикаря прикрывала шкура кугуара.

– Белый человек! – От научной удачи ван Брок совсем ошалел. – Натуральный кавказец! Это величайшее открытие наших дней! Доисторический дикарь доиндейской эпохи! Потрясающий вклад в антропологию! Дикарь! Самый настоящий дикарь!

– Дикарь?! Черта с два! – встрял в излияния профессора дядюшка Джейкоб. – Это ж старина Джошуа Брэкстон, который всю прошлую зиму волочился за престарелой девицей, учительшей из Рваного Уха, да так и не уговорил ее выйти замуж.

– Это я-то ее уговаривал?! – взвился старина Джошуа, к которому вдруг вернулся дар речи. – Все хорошо, что хорошо кончается. Я боролся за свою свободу, как иные не борются за свою жизнь! Это она со своей родней пыталась женить меня на себе и превратила мою жизнь в кромешный ад. Я все терпел, пока они не замыслили меня похитить и женить насильно. Тут у меня сдали нервы, и я удрал подальше ото всех. А чтобы отпугнуть людей, время от времени шатаюсь по горам в шкуре и с дубиной на плече. Единственное, чего я жажду, – это покоя, тишины и чтобы ни одной женщины поблизости, гори они все ясным пламенем!