— Нет, мы к этому пока не готовы, — твердо ответила Лупетта. — Пока не съездим в Италию.

— Мое дело предупредить, — моргнуло накладными ресницами лицо. — И имейте в виду, что в случае отказа в визе ее стоимость не будет компенсирована!

По дороге домой я не проронил ни слова, изо всех сил сдерживая дрожь от неожиданно ударившего мороза. Перед расставанием Лупетта по-матерински подтянула воротник моей куртки и нахмурилась.

— И тебе не холодно в такой мороз? Ты что, специально заболеть хочешь, чтобы мне... чтобы нам всю поездку испортить? Нет, так дело не пойдет. С завтрашнего дня одевайся теплее! И это не просьба, а приказ. Приказ о переходе на зимнюю форму одежды.

— А может, на зимнюю форму надежды? — скаламбурил я в ответ.

* * *

Как же устал я слагать тебе эти постылые гимны под сурдинку капельниц, устал кривляться как шут гороховый, изображая из себя невесть что. Ведь сперва я тебя совсем не боялся, веришь или нет, ни капельки, напротив, мне стало любопытно, страшно любопытно, ведь я даже имя твое впервые тогда услышал, несмотря на всю свою любознательность, клянусь, впервые, и первую мою реакцию, ну самую первую, понимаешь, можно было назвать скорее удивлением, чем страхом, впрочем нет, не удивлением, а легким смущением, но без всякого беспокойства, дескать, что еще за Лимфома такая, почему я о ней ничего не знаю, непорядок, надо срочно исправить ситуацию, заполнить досадные лакуны, пошустрить по словарям, и только я нарыл досье на тебя, меня словно прорвало, именно прорвало, по-другому не скажешь, я ведь еще когда в школе учился, страсть как любил энциклопедии разные, больше, чем фантастику, трясся над ними, как Гобсек над своими брюликами, и что ты думаешь, мне это сослужило хорошую службу, особенно на уроках географии и биологии, когда нас заставляли готовить доклады всякие, нет, если и заставляли кого, то только не меня, я сам всегда первым руку тянул и зажигал на этих докладах, еще как зажигал, если бы ты видела, то оценила бы, наверняка оценила бы, да, ты многое потеряла, без ложной скромности скажу, даже учителя заслушивались, и недаром, ведь я готовился, не то слово готовился, лазил по библиотекам, зубрил, репетировал перед зеркалом, в общем все по полной программе, к чему это я, а, ну да, я должен был сказать тебе спасибо, Лимфома, спасибо хотя бы за то, что я уже давно с таким искренним детским любопытством не отыскивал в массивных фолиантах незнакомые слова, ты словно воскресила во мне того знайку, который слюнявил пальцы, листая толстые тома энциклопедий, чтобы получить исчерпывающее представление о теме завтрашнего урока, о, теперь он знает многое, если не все, он готов прочитать такой доклад, что закачаешься, и не на один Урок, а по меньшей мере на целый день, если не на два, да что мелочиться, школа тут вообще уже не канает, надо брать выше, куда выше, дело пахнет научно-популярной публикацией в иллюстрированном журнале, если не сказать больше, да, кстати говоря, эти книжечки — недешевое удовольствие, совсем недешевое, нет, я ни на что не намекаю, просто мне порой приходилось выбирать между покупкой новых лекарств и приобретением очередного тома переводной клинической гематологии, и не скажу, что всегда был уверен в правильности выбора.

Очкастый пятиклассник выходит к пованивающей тряпкой зеленой доске, сжимая во вспотевшей пятерне ворох исписанных листов, и, сначала запинаясь, но потом все смелее и смелее читает зевающему от скуки классу увлекательный доклад о лимфомах, который он готовил всю ночь. На протяжении своего спича маленький цицерон с удовлетворением замечает, как в осоловелых от недосыпания глазах его слушателей разгорается любопытство, которое переходит чуть ли не в испуг. «Ты смотри, как мои байки вас зацепили! — улыбается про себя оратор. — Страшно? Еще бы, у меня самого поджилки тряслись, когда готовился!» Но постепенно вполне естественная реакция на рассказ о жуткой болезни начинает выходить за границы разумного. Одноклассники громко шушукаются, невежливо тычут в докладчика пальцами, а некоторые совсем уж истеричные девчонки даже повизгивают, вынуждая оратора повышать голос. А затем происходит и вовсе что-то непотребное. Наплевав на школьную дисциплину, слушатели вскакивают со своих мест, опрокидывая парты, и в страшной суматохе покидают класс, позабыв захватить свои причиндалы.

Пораженный столь сильным эффектом от своего выступления, маленький оратор медленно поворачивается к распахнутой двери и ловит в пыльном стекле шкафа отражение очкастого существа с выпадающими волосами, чья чудовищно распухшая шея заставляет вспомнить о токующем тетереве, доклад о котором он читал в прошлой четверти.

* * *

— А еще он так смешно хвалил мои уши, — улыбается Лупетта. — Я сразу вспомнила, как мама рассказывала... В общем, когда ей только меня показали, ну сразу после родов, она первым делом посмотрела... Говорят, дети рождаются такими страшненькими, красные, сморщенные все как один! Непонятно, какими потом будут, правда? Но ей бабушка подсказала... Может, конечно, это и чушь собачья, но все равно забавно. В общем, есть такая старая примета. Оказывается, будущее новорожденного можно угадать по ушкам. Если аккуратные, значит точно не вырастет уродина. Ну и как ты думаешь, какие ушки были у меня?

Мы сидим в кафе, отмечая успешное получение виз в Италию. Несмотря на то что я теперь отовсюду ждал подвоха, с консульством все прошло без проблем. Мы договорились встретиться у выхода из метро сразу после пресс-конференции, на которую хозяйку моего сердца послал «Бизнес-Петербург». Когда я приехал, Лупетта была не одна. Она стояла У лестницы, немного склонив голову влево, как обычно делала, когда к чему-то внимательно прислушивалась. Ее невысокий собеседник с седыми висками и устрашающих размеров сумкой энергично размахивал свободной рукой, но говорил на удивление тихо. Хотя я остановился чуть ли не в пяти шагах от них, до меня не доносилось ни слова. Что это еще за тип?.. Господи, неужели это и есть тот самый приап из ночного кошмара, который успешно справился с проваленной мною миссией? М- да... Честно говоря, я ожидал увидеть кого-то более достойного... Что же получается, нас сейчас будут знакомить? Не хватало еще, чтобы мы отмечали визы вместе! Пока я лихорадочно думал, как поступить, подойти первым или подождать, пока на меня обратят внимание, он достал из кармана визитку, быстро написал что-то на обороте, вручил, кивнул, поправил на плече баул и смешался с толпой. Лупетта задумчиво посмотрела вслед, покопалась в сумочке, достала из нее пудреницу, раскрыла, поймала отражение сережки, закрыла и только потом заметила меня.

— Ой, ты уже здесь... Только что подошел? А у нас все раньше закончилось. Здорово, что визы дали, правда? Я же говорила, что все получится, а ты мне не верил! Сам-то хоть рад? Потому и спрашиваю, что по тебе не видно. Все в порядке? Точно? Ну ладно... Пока я тебя тут ждала, болтала с фотографом из редакции, он минуту назад ушел, не видел? Мы с ним в газете несколько раз пересекались, но не было повода познакомиться. Здоровый у него фотоаппарат, намного больше, чем твой. Что и говорить, он нашел чем меня зацепить. Сказал, чтобы я бросала эту глупую журналистику и шла работать моделью. Мол, такая фактура не должна пропадать для истории. Ну какая из меня «фактура», сам подумай! Да... В общем, он предложил посниматься в студии. Сказал, что сделает для меня профессиональное портфолио. Причем бесплатно. Наверно, из этого, как всегда, ничего не выйдет, но с другой стороны, почему бы не попробовать? Если даже у тебя такие классные портреты получились, представляешь, на что можно рассчитывать, если со мной будет работать настоящий фотограф? Размечталась, да? Нет, ты только подумай, открываешь через месяц какой-нибудь журнал, а там — я! Ну что ты с таким испугом на меня смотришь? Я же не маленькая, все понимаю. Конечно, я его предупредила, что согласна только в одежде. Он не возражает и завтра вечером ждет в студии... Ты хотя бы меня проводишь?