В стране, где женщины были затворницами, казанские ханши сумели принять участие в государственной жизни и заслужить себе память потомства. Нур-Салтан пользовалась глубоким уважением в Казани, Крыму и России, а известность ее простиралась на Ногайское княжество, Турцию, Аравию и Египет. Ковгоршад и Сююн-Бике стояли во главе управления, причем современники поняли низложение Сююн-Бике как падение Казанского ханства. Еще некоторые ханши упоминаются в источниках без обозначения их имен: 1) вдова хана Махмуда, вышедшая замуж за его брата Касима и после смерти последнего возвратившаяся в Казань; 2) жена хана Али, сосланная вместе с ним в Вологду и после смерти Али вышедшая за Мухаммед-Эмина; составитель «Казанского летописца» приписывает ей большое влияние на политику ханства в 1505 году; 3) жена Шах-Али, после отказа его от престола в 1552 году увезенная им в Россию. Вообще, ханские жены разделяли участь своих мужей — сопровождали их в изгнание за границу — в Россию или в Ногайские степи, а также в иноземную неволю и ссылку. Большею частью это были ногайские княжны. По смерти ханов-мужей их брали в жены братья и преемники последних, и в положении их по внешности ничто не изменялось, но мы знаем, что ханшам приходилось при этом переживать немало личных трагедий. Только одна Нур-Салтан, слух о красоте и уме которой распространился далеко за пределы отечества, сумела, трижды овдовев, счастливо окончить жизнь, окруженная всеобщим почетом и уважением.

В общем же, положение ханов и ханш в течение второй половины истории Казанского ханства было весьма неустойчивым, и судьба их была полна превратностей. Обычно ханам рано приходилось вступать на престол (Мухаммед-Эмин и Сагиб-Гирей — 18 лет, Абдул-Латыф и Джан-Али — 15 лет, Шах-Али и Сафа-Гирей — 13 лет, Утямыш-Гирей — 2 лет от роду). Опасное соседство Русского государства постоянно потрясало государственный организм и болезненно отзывалось в ханском дворце. Иностранцы оказывали сильнейшее влияние на судьбу казанских ханов, и при столкновении с ходом политики их жизнь безжалостно разбивалась. Нередко ханам приходилось поспешно упаковывать свой дорожный багаж и вместе с любимыми женами, а иногда и одному, экстренно покидать свой дворец и пускаться в изгнание, подвергаясь случайностям невольного путешествия, в поисках иноземного гостеприимства. С течением времени колебания судьбы становились все резче и резче, и расшатанный престол пал под ударами завоевателей. Борьба партий внутри Казанского ханства, натиск со стороны соседнего государства, тяготение к дружественным народам — все столкновения этих сил делали ханов жалкими жертвами внутренней к внешней политики.

При вступлении хана на царство совершалась особая церемония, носившая религиозный оттенок (она происходила в мечети). Точное представление о такой церемонии дает дошедшее до нас описание подобного торжества в Касимове, так как придворные обычаи в обоих ханствах были сходны между собою. Это объясняется единым происхождением обоих ханств (Касим был казанский царевич) и чередованием одних и тех же лиц на обоих престолах (Шах-Али и Джан-Али царствовали и в Касимове, и в Казани). В Касимове господствовала всецело культура Казанского ханства. Описание церемонии возведения хана на престол помещено в анонимном «Сборнике летописей», изданном И. Н. Березиным[299]:

«Все от малого до великого присутствовали при этом торжестве. Толпа народа была огромная. Муллы, даншименды, хафизы, бики, мурзы — словом, все мусульмане собрались в каменной мечети. Внесли и разостлали золотую кошму. Тогда из старого еще дворца сеид начал провозглашать хотбу. Затем четыре человека, взявшись за четыре конца золотой кошмы, подняли на ней хана. Все мусульмане, от малого до великого, знать, муллы и старшие лица в городе, находившиеся при совершении обряда, огласили мечеть радостными криками. Потом Карачи, аталыки и имильдаши осыпали хана деньгами, и все присутствовавшие принесли ему поздравления. До самого конца месяца, в продолжение нескольких суток, днем и ночью, хан предавался забавам и удовольствиям.

В это время даны им были большие пиры; на них мед и водка лились без меры; лошадей, баранов и коров зарезано было множество. На пирах толпились приглашенные; каждому из них назначено было, сообразно его званию, особое место. Мулл и хафизов, вдов и сирот, бедных и несчастных хан осыпал милостями; при этом же случае отпустил он на волю многих заключенных, ознаменовал он себя добрыми и богоугодными делами».

Самую существенную часть церемонии составляло поднятие хана вверх, на руках знатнейших сановников. Выражение «хан кютермэк» (поднять хана) до сих пор в языке казанских татар означает понятие «избрать хана». Поднятие на кошме было древним монгольским обычаем; в Ногайском княжестве возводили государей на престол таким же способом; в Бухаре этот обычай сохранялся до последнего времени. Эта часть церемонии составляет интересную параллель римскому обычаю возводить императора на престол посредством поднятия его вверх (на щите), при громких криках присутствовавших.

Вопрос о том, существовали ли у ханов Казанских какие-либо регалии, то есть внешние знаки ханского достоинства, решить затруднительно, за неимением точных данных. Корона царства Казанского, хранящаяся в Оружейной палате в Москве, сооружена уже русскими, после завоевания Казанского ханства. В Азиатском музее Академии наук в Петрограде хранится скипетр из «рыбьего зуба» (моржовой кости), сверху и снизу оправленный резным позолоченным серебром; длина его 1 аршин с небольшим[300]. В музейном каталоге 1741 года этот предмет назван Sceptrum Tattaricum, то есть скипетр татарский. В начале XIX века русские ученые предполагали, что это скипетр ханов Казанских, и со слов академика Френа академик Дорн в печатном каталоге 1846 года обозначил его следующим образом: «Der Scepter eines, wie man glaubt, tatarischen Chanes von Kasan», то есть «скипетр, как думают, одного из татарских ханов Казани»[301]. Вельяминов-Зернов по этому поводу говорит: «Но скипетр — едва ли казанский. Если ханы Казанские и употребляли когда-либо скипетры (что, впрочем, очень сомнительно, потому что вообще не в ходу на Востоке у государей мусульманских), то наш скипетр слишком беден для таких ханов, какими были Казанские»[302]. После взятия Казани русскими Иван IV распорядился взять для себя, то есть в пользу правительства, только пушки и ханские знамена, но о регалиях при этом не упоминалось[303].

Принадлежность ханского достоинства составляла печать или, вернее, штемпель — «нашан», красного цвета, прикладывавшийся к ярлыкам и вообще ко всем документам, издававшимся от имени хана. Согласно древней традиции, ханский «нашан» имел квадратную форму. К ярлыку Сагиб-Гирея приложен штемпель, имеющий 13,5 сантиметра в длину и ширину. Все пространство квадрата заполнено надписью куфическимим письменами, причем надпись состоит из двух частей: середину «нашана» занимает квадрат, сторона которого равна 8 сантиметрам; в