Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Печать хана Сагиб-Гирея не имеет тамги — родового герба Гиреев в виде трезубца, напоминающего букву Ш, какой обычно встречается на печатях ханов крымских. Существование постоянного герба Казанского ханства является сомнительным, тамги же ханов менялись с переменой династий на ханском престоле. Позднейший герб царства Казанского в виде дракона, увенчанного царской короной, представляет собою чисто русское изобретение, ничего общего не имеющее с ханством Казанским. Этот герб был составлен московскими придворными геральдистами, вышедшими из школы митрополита Макария, вслед за покорением ханства. Геральдисты Ивана IV воспользовались для этого случая фигурой дракона, имевшегося в московском гербе (Георгий Победоносец, поражающий дракона копьем); по мысли московских книжников того времени, дракон в гербе Казанского царства должен был служить изображением враждебного государства. В настоящее время национальным гербом казанских татар считается лук с натянутою тетивою и со стрелою, обращенною вверх.
Прерогативу ханской власти составляло упоминание имени хана во время ежедневной молитвы (хутбэ) в мечетях. Хан жил во дворце, в северной части кремлевского бугра — на этом месте в настоящее время находится дворец бывшего губернатора. Ханский двор обслуживался штатом придворных чиновников, из которых русские летописи упоминают дворецкого и конюшего: в 1551 году, при Шах-Али эти должности занимали князь Шах-Абае, сын Шаама, и князь Батикэ. К числу придворных также принадлежали «аталык» — воспитатель ханских детей и «имильдаш» — молочные братья ханов и их детей; русские документы передают эти названия терминами «дядька» и «мамич». На должность воспитателя ханских детей назначались сановники, обладавшие выдающимися личными качествами; аталык хана Сафа-Тирея Талыш был полководцем, участвовал в сражении на Итяко-вом поле в 1524 году и погиб во время войны 1530 года; воспитатель детей Сафа-Гирея аталык Али-Шахкул упоминается в русских источниках как видный сановник. Одни из городских ворот в Казани имели название Аталыковых. Молочные братья пользовались среди татар большим уважением и считались близкими родственниками, например, ногайский князь Тинбай в письме к Ивану IV писал о своих молочных братьях: «А у меня приближенные они люди… И ты бы тех двух человек пожаловал, как и меня», добавляя о каждом в отдельности: «великой он у меня человек»[304]. При взятии Казани два имильдаша хана Ядыгара сдались в плен вместе с ханом в ханском дворце как члены ханской семьи.
Ханские жены носили титул «бикем» или «ханым», сыновья имели титул «султан», дочери — «ханике». Русские документы всегда называли их царицами, царевичами и царевнами. Для практической выработки навыков к самостоятельной жизни ханы иногда отсылали своих сыновей за границу для службы при дружественных иностранных дворах: сыновья Сафа-Гирея Булюк и Мубарек жили в Крыму, царевича Абдул-Латыфа хан Менгли-Гирей отправил на службу в Россию; эмигрировавший в Россию царевич Мухаммед-Эмин был также назначен на службу. Порядок престолонаследия в Казанском ханстве часто нарушался вследствие давлений извне, но обычно хана наследовал сын или, за неимением сына, брат. При ханах из династии Улу Мухаммеда как будто намечалась борьба очередного порядка наследования с единонаследием, но этой борьбы нельзя отчетливо отделить от конфликта партийных течений. Ни Мухаммед-Эмин, ни Шах-Али, ни Сагиб-Гирей во время царствования в Казани сыновей не имели, к двум первым ханам наследовали и братья Абдул-Латыф и Джан-Али, хан же Сагиб-Гирей, покидая престол, вызвал себе в преемники племянника — Сафа-Гирея. По смерти Сафа-Гирея наследниками были признаны его сыновья Булюк, а затем Утямыш. Хан непременно должен был быть мусульманином, и члены династии, перешедшие в христианство, утрачивали свои права на престол. Так лишились прав на престол царевич Худай-Кул, крестившийся в 1505 году, и его племянники Василий и Федор, сыновья Мелик-Тагира.
Карачи и эмиры
Власть хана считалась неограниченною, но она несколько умерялась советом (диван), составленным из важнейших особ. Члены этого совета носили название «Карачи», которое Абуль-Гази производит от слова «карамэк» — смотреть[305]. Форма «Карачи» в этом случае значит «смотритель», подобно другим формам, обозначающим действующее лицо и оканчивающимся на «чи», например тамгачи, ямчи, туфанкчи, ильчи и т. п. Такие советы имелись и в других татарских государствах — в Крыму, в Сибири, в Касимовском ханстве. Сибирские документы переводят слово «Карачи» выражением «думный», сопоставляя ханский совет с Боярскою думой[306]. Польский историк Броневский называет крымских Карачи consiliarii, то есть советниками[307]. Герберштейн говорит о них следующее: «Татарские цари имеют четырех мужей (viros), с которыми преимущественно советуются в важнейших делах»[308]. Среди Карачи выделялся «улу Карачи» — большой Карачи. Такое звание носили князь Булат Ширин — «карача Казанский большой» и его сын Нур-Али — «большой карача Казанский». В Крымском ханстве звание Карачи также было наследственным и передавалось из поколения в поколение в четырех знатнейших княжеских родах (Ширин, Аргын, Барын и Кипчак; впоследствии род Кипчак прекратился, и на его место стали два рода — Мангыт и Седжеут, а еще позднее место Мангыт занял род Мансур). Судя по передаче звания «улу Карачи» от отца к сыну в роду Ширин, а также по аналогии с Крымским ханством, следует считать, что звание Карачи в Казани было наследственным.
Русские историки считали, что в Казанском ханстве родов Карачи было, как в Крыму, четыре, и что они были теми же самыми, что и в Крыму, но это предположение не имеет достаточных оснований. Правда, в царствование Сафа-Гирея и Утямыша звание «улу Карачи» принадлежало, как и в Крыму, роду Ширин, а при Абдул-Латыфе в 1508 году находились члены крымских родов Карачи, но это не значит, что в Казани не могло быть Карачи из иных родов. Напротив, при Ядыгаре одним из Карачи был ногайский князь Зениет, который едва ли мог принадлежать к членам крымских фамилий. Отождествлять четырех казанских князей, восставших в 1495 году против Мухаммед-Эмина, с четырьмя фамилиями крымских Карачи, как это делает Вельяминов-Зернов[309], также нет достаточных оснований. Очень возможно, что число Карачи было четыре, но присутствие