– Я удивлен еще тому, что вижу вас здесь, – выделил он последнее слово, – в доме вашего заклятого врага.

Елена взглянула мимо него, сощурившись, и молча, жестом, приказала ему посторониться. Статский советник повиновался, поняв, что никаких объяснений не воспоследует. Он видел, что виконтесса необычайно взволнована, с трудом держит себя в руках, и потому счел за благо больше ей не докучать. И все же, не удержавшись, почти не надеясь получить ответ, окликнул ее:

– Елена Денисовна, еще два слова! Откуда вам известен доктор Роше?

– Как откуда? – обернулась она. – Что же тут удивительного, ведь он мой кузен!

– Простите?! – оторопел статский советник. – Вы хотите сказать, что…

– Он сын князя Белозерского! – Елена скривила губы, вымолвив ненавистное имя, и невольно взглянула на темные окна особняка. – Но сейчас он, прежде всего, врач! Не задерживайте меня, неужели вы не видели больную?!

Савельев молча поклонился, а выпрямившись, уже не увидел перед собой виконтессы – та скрылась за углом, оставив после себя лишь легкий аромат вербены, которым веяло от ее шелкового платья. Статский советник еще несколько минут стоял неподвижно, вдыхая его, и даже когда аромат совсем исчез, продолжал ощущать, что вечерний осенний воздух пахнет весенними цветами.

* * *

…Глеб, получив записку кузины об угрожающем состоянии Майтрейи, первым делом позвал Архипа, который уже прочно обосновался в гостевом флигеле. Старик еще накануне заявил князю, что не отойдет от постели Бориса, пока тот не выздоровеет, и потому не станет выполнять никаких других дел. «Да ты кем себя возомнил, пес паршивый?!» – набросился на него с кулаками дворецкий, но был тотчас остановлен окриком хозяина: «Не тронь! Пусть остается при Борисе! Заодно и за лекаришкой этим присмотрит… Сам же его и нашел!» Архип даже не смотрел при этом на Иллариона, которого терпеть не мог с тех давних пор, когда тот служил князю. Отвечать на его ругань он считал ниже своего достоинства.

– Архип, беда! – взволнованно обратился к своему старому слуге доктор. – Представь, на Маросейке заболела одна девушка… – Глеб смущенно умолк, встретив понимающий взгляд слуги. – Я должен ехать туда, немедленно! И должен остаться здесь… И еще больница! Голова кругом… Не знаю, что делать? Я же не могу разрываться между больницей и двумя домами, а больные не смогут ждать… Брата оставить невозможно, но и ее… Оставить нельзя!

– Не догадливы вы, Глеб Ильич! – отмахнулся старик. – Просто-напросто знакомую вашу надобно перевезти сюда же, к нам, в гостевой флигель. Здесь имеется еще одна вполне сносная комнатка. Устроите тут свой госпиталь, куды там вашей больнице!

Глеб сразу понял, о какой комнате говорит слуга. Это была комната в мансарде гостевого флигеля, принадлежавшая когда-то его бабушке и няне Евлампии. Комната пустовала с тех самых пор, как Евлампия с Глебом уехали из Москвы.

Ключи нашлись быстро, но заржавевший замок поддался с трудом. Глеб не сразу решился переступить порог. Здесь все напоминало о Евлампии: иконы, лампада, книги. Только не было знаменитого старинного сундука с мифическим «приданым», на котором спала карлица. Сундук она возила с собой по всему белому свету, хотя никакого жениха себе, конечно, не ждала. То была единственная материальная память о ее прошлом, о родительском доме… Сундук, прежде неразлучный с Евлампией, так и остался стоять в Генуе, в доме графа Обольянинова, откуда няня внезапно исчезла.

В комнате пахло затхлостью, по углам колыхались клочья паутины. Глеб, решившись, наконец, войти, немедленно отворил окно, впустив прохладный осенний воздух, пахнувший дымом костров и яблоками.

– Сейчас же здесь приберут, – пообещал Архип, – и постелю приготовят, самую покойную…

Кровать, изготовленная в допотопные времена, чудом уцелевшая в пожаре двенадцатого года, занимала треть помещения. Кроме нее, маленького столика и стула, в комнате больше ничего не помещалось.

– А если отец узнает? – обеспокоился Глеб.

– Куда ему? Он сюда лет пятнадцать не являлся, – возразил старик.

– Илларион донесет! – сомневался доктор.

– А мы задами пройдем, чтобы ни дворецкий, ни экономка ничего не пронюхали, – подмигнул Архип. – Вся дворня их ненавидит и будет держать язык за зубами. Не боись, Глеб Ильич! Среди живых людей живешь!

В комнате закипела уборка, а Глеб взял извозчика и поспешил на Маросейку по указанному в письме Елены адресу.

– Наконец-то! – воскликнула виконтесса при виде кузена. – Я уже отчаялась!

– Что Майтрейи? – с порога спросил он.

– Сильный жар, бредит…

– Тошнота, рвота, сильные боли в желудке? – перечислял с замиранием сердца доктор. Елена кивками подтверждала все его слова.

– Я думала сначала, это любовная горячка, ведь она не на шутку влюбилась, должна тебе признаться…

– Это холера морбус, сестра, – не дал ей договорить Глеб. Перед его глазами пронеслось огненное видение: бал в Царском Селе, Майтрейи и Борис танцуют французскую кадриль, говорят о чем-то, принцесса смущенно отводит взгляд… «О да, она влюбилась! Как можно не влюбиться в Бориса!»

Проходя мимо столовой, где на столе на блюде все еще лежали яблоки-«звонки», доктор заметил:

– Яблоки ни в коем случае не ешьте сырыми, только в печеном или вареном виде.

– Она их ела сырыми, – с горечью припомнила виконтесса.

Майтрейи металась в жару, но когда Глеб снял с ее лба нагревшийся компресс и приложил вместо него свою холодную ладонь, девушка вдруг успокоилась. Бледная тень улыбки скользнула по ее губам.

– Ее надо срочно перевезти отсюда, – сказал Глеб, не оборачиваясь к Елене.

– Куда?

– Туда, где я смогу регулярно ее наблюдать, в дом моего отца. Да, да, в твой бывший дом, – доктор все еще не решался взглянуть на кузину. – Там уже подготовили комнату…

– Ты с ума сошел?! – вскричала кузина, когда вновь обрела дар речи. Она забыла даже о Майтрейи, которую могла обеспокоить. – Ты забыл о нашем разговоре в Царском Селе?! Забыл, что я клялась вернуться туда, лишь отомстив за все свои мучения и унижения?! И ты, ты тоже мне клялся!

– Я все прекрасно помню, Элен, – заверил ее Глеб, – но обстоятельства иногда переворачивают все с ног на голову. Сначала заболел Борис, и я вынужден был инкогнито переехать в дом отца. Он видел меня мельком и, к счастью, не узнал. Теперь в опасности Майтрейи. Я не смогу разрываться между университетской лечебницей и двумя домами. Поступить так – значит пожертвовать жизнью кого-то из пациентов. Майтрейи необходимо перевезти в дом князя или в твой бывший дом, если тебе угодно, все равно, как назвать, главное, действовать как можно скорее.

– Ты сошел с ума… – в отчаянии прошептала Елена. – Рушатся все планы, которые я вынашивала несколько лет! Я жила только мыслями о мести а теперь ты отнимаешь у меня жизнь!