– Тогда я тоже возьму, я видела там еще есть один с маком. Казанцева вернулась, неся на тарелке круассан с маком.

Попробовав, она кивнула Арине.

– Да, действительно, очень необычное сочетание.

– Людмила, вот вы сейчас на семинаре сказали, что хотели бы вернуться в Москву. Это правда? Значит, вы здесь не останетесь? Или это просто так вырвалось? Вы же говорили, что для вас работа в Женеве – это манна небесная.

– Если бы не сын, как только закончилась бы работа в комитете, тут же уехала бы в Москву. Я же могу продать мамину квартиру в Тбилиси и купить хоть однокомнатную, но в Москве. Мама-то умерла, в Тбилиси меня ничего не держит. Пенсию я здесь приличную заработала. На шестьсот долларов в Москве можно прожить. Ну, не припеваючи, конечно, сейчас цены и там растут не по дням, а по часам. Но нормально жить можно. А я бы еще и подработать смогла со своим хорошим английским. Мне здесь все осточертело до ужаса. Но куда я денусь от сына?

– А может, уехать и оставить сына? – воспользовалась паузой Арина.

– Да нет, неприспособленный он… Да и жить ему на что? Конечно, он подрабатывает иногда летом, где придется. Но права на работу у него пока нет. Национальности ему еще года четыре не видать. Да и бросать учебу тоже обидно. Столько сил уже потрачено. И нравится ему в университете. Так что придется потерпеть еще. Тем более что Чоудхури обещал взять меня с собой на новое место. У него-то уже все схвачено. Что индусы, что пакистанцы – все такие. Помогают друг другу. Где один появится, глядишь, уже второй там же. Не то что наши, русские. Мой-то начальник тогда в Тбилиси почему помог в Женеву уехать? Спала я с ним. Вот и помог. А так – ни в жизнь. Со здешним, не думайте, спать не пришлось. Он на свою жену разве что не молится. Но требовать требует – еще как! Попробуй не сделай! А куда деваться? Господи! Как же мне все это надоело!

Арина просто хотела поддержать беседу, но в ответ ей пришлось выслушать целый монолог. Ясно было, что своим вопросом на семинаре Розмари задела больную тему.

Это был не последний монолог, который пришлось выслушать Арине в Ролле. В группе, которая участвовала в семинаре на следующий день, была Жанна. Арина видела ее эти дни лишь мельком. И при каждом свидании задавала себе один и тот же вопрос: что говорит Жанна коллегам, объясняя свои постоянно красные и опухшие от слез глаза? А может быть, все знали и никому ничего объяснять было не нужно?

В обеденный перерыв Жанна предложила Арине немного прогуляться по набережной. Они вышли из виллы и пошли вдоль набережной по направлению к молу. Они дошли до конца мола и сели на лавочку. Дул довольно сильный ветер, волны бились о камни, и иногда до них долетали мелкие теплые брызги. Упоительно пахло морем – озоном, водорослями, рыбой, солью и еще чем-то неуловимым. Длинные рыжие волосы Жанны налетали ей на лицо, закрывали глаза, она время от времени закидывала голову, чтобы отбросить их назад, и этот жест вызвал в памяти Арины одну трагическую сцену, случайно увиденную на ипподроме в Дивоне. Наездник неудачно преодолел высокое препятствие. Лошадь, зацепив деревянный барьер, упала в яму, наполненную водой. Наездник перекувырнулся через голову, но встал цел и невредим. А вот лошадь, видимо, сильно повредила позвоночник. Из воды торчала часть ее туловища и голова. Она никак не могла подняться, ей удавалось лишь судорожно запрокидывать назад голову. Именно так, как это делала сейчас Жанна.

Вот на этой лавочке в конце мола Арине и пришлось выслушать второй монолог на тему: возвращаться или не возвращаться домой. Жанна не столько обращалась к Арине, сколько размышляла вслух.

– Швейцария? Женева? Я здесь впервые в жизни обрела какое-то положение. Как говорит Мишель, социальный статус. Все-таки его семья здесь живет уже не одно поколение, и имя Вуалье не из последних в городе. Да и адвокатская контора Мишеля имеет прекрасную репутацию. У него столько друзей, партнеров. Чего душой кривить, мне же нравится, когда нас приглашают банкиры и бизнесмены. Мне нравится наряжаться, ходить на банкеты, обеды… Вот только разговоры дурацкие вести скучно. Да и люди редко попадаются интересные.

– Жанна, а вы были в курсе тех дел, которые связывали вашего мужа и Альбера Круча? – Арина попыталась прервать монолог и задать те вопросы, которые интересовали ее.

– Нет, они при мне никогда не разговаривали о делах. Уходили в кабинет.

– А вам удалось узнать что-то о компании Круча «Инжиниринг энд Проспектинг»? Вы никогда не слышали, что они строят в Бангладеш?

– Мне так и не удалось поговорить с ним, а мужа я не решилась спрашивать. Но кое-что я слышала. Круч не так давно ездил в Бангладеш. Вернулся очень возбужденный. Я почему знаю? Он позвонил нам очень поздно. Я еще удивилась, здесь после девяти не звонят. Извинился, сказал, что он только вернулся из поездки в Южную Азию. А я знала, что он ездил в Индию и в Бангладеш. Я ему заказывала пашмину привезти. Он хотел поговорить с Мишелем, но мужа дома еще не было. Вот мы с Кручем и поговорили немного. А потом Мишель вернулся, и я ему передала, что Круч звонил. Он пошел в кабинет и долго по телефону разговаривал. Я думаю, с Альбером. Странно, меня об этом и Сергей перед отъездом спрашивал. Я ему все это рассказала. А почему вас это интересует?

– Да так, ничего, продолжайте. Извините, что я вас перебила. – Арина не хотела говорить Жанне о своих подозрениях.

– Так о чем это я? Ах да. Конечно, в Женеве мне хорошо и удобно жить, но от всего этого я вполне могу отказаться, – продолжила Жанна. – Сергей прав, этот комфорт и убивает. Медленно, но верно. Я же раньше чего-то всегда хотела, добивалась, к чему-то стремилась. Сколько сил и энергии было. Казалось, горы могу свернуть. А теперь? Постоянно какая-то апатия и меланхолия… Никаких усилий делать не хочется. Разучилась. Вот и Москва поэтому, наверное, пугает. Но не настолько, чтобы заставить отказаться от Сергея.

Жанна замолчала, и они долго еще сидели на лавочке просто так, любуясь на игру красок на воде, отражавшей последние лучи заходящего солнца.

Через несколько дней после этого разговора в Ролле Жанна, вернувшись вечером домой раньше мужа, подошла к телефону, чтобы позвонить в Москву, но остановилась в нерешительности. После своего отъезда Сергей сначала звонил каждый день. Но эти звонки и разговоры с ним были хуже любой пытки. Его голос, казавшийся по телефону таким неправдоподобно близким, парализовал ее. В первые дни Сергей неестественно бодрым тоном рассказывал о том, как хорошо все в Москве. Работать он устроился на какую-то фирму, по своему профилю, и платят там прилично.

У Жанны, когда она слышала его такой родной, до малейших интонаций знакомый голос, перехватывало дыхание, и она с трудом выдавливала из себя какие-то ничего не значащие фразы. А потом начинала рыдать, и Сергей пытался утешить, произнося какие-то жалкие успокоительные слова. Эти разговоры были настолько мучительны для обоих, что звонить Сергей стал все реже и реже.

Пока она раздумывала, звонить или не звонить, вернулся домой Мишель. Они поужинали молча, последнее время они вообще мало разговаривали друг с другом. Потом муж вышел и, вернувшись, протянул ей конверт. Жанна открыла его и увидела авиационный билет.