Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне всегда было интересно, почему их так называют, – сказала она, – потому что они большие?
– Нет, они не настолько большие, просто у них головы похожи на бычьи.
– Да? – удивилась Ольга, – не очень-то просто представить рыбу с бычьей головой, но если ты так говоришь, значит это правда. – Она вдруг подумала, что сказала глупость, потому что он улыбнулся, и с досады потерла пальцами кончик носа, и тогда он засмеялся и поцеловал ее в лоб и опять вдохнул ее запах. Он посмотрел на часы и прислушался, и она спросила:
– Что, уже время? Ребята еще не вернулись… – он ничего не ответил, и она сказала, – ты знаешь, в нашем гастрономе до войны продавали черную икру на развес. Она была в таких небольших деревянных бочонках. Но почему-то мне никогда не хотелось ее попробовать. А сейчас очень хочется. Мы ведь попробуем нашу икру?
– Конечно, я разбужу тебя рано утром, когда уже будет готов чай.
– Сержантский чай, – сказала она, – только ты разбудишь меня раньше, и я сама заварю сержантский чай, меня Николай Парфеныч научил. Нужно насыпать заварку в кипящий чайник и подождать, пока поднимется шапка, и сразу снять с огня и подождать немного, пять-шесть минут. Лучше десять, но если не терпится, то можно и шесть.
– Хорошо, я разбужу тебя пораньше и нарежу хлеб толстыми ломтями, пока ты будешь заваривать чай. Потом мы будем класть икру на хлеб, и она будет растекаться, потому что она свежая и в ней еще остался сок, и хлеб пропитается, и сок будет капать снизу. Это очень вкусно, когда чай крепкий и сладкий, а икра малосольная и еще не отдала свой запах. И когда капли сока падают в кружку с горячим чаем, то аромат получается изумительный, он едва уловимый и его не с чем сравнить, но тебе очень понравится.
Вдруг камыши у самой лодки раздвинулись, и вышел Загвоздин. Арбенов поднялся и прошел в нос лодки и сержант сказал:
– Георгий вернулся, доложил, что Чердынский пробил тропу. Тронемся, помолясь?
– Да, выдвигаемся, – сказал Арбенов и подал руку подошедшей Ольге и, когда она сошла на берег, столкнул лодку в воду. Лодка отплыла, и ее развернуло течением, и она исчезла за камышами.
Глава 18
Майор Хохенштауф не стал задерживаться у командира саперного батальона и попросил найти ему место, где можно было бы отдохнуть. Его привели в пустующую хату, покинутую хозяевами, а может быть – их выселили, или просто расстреляли, и Раупах приготовил ему постель на широкой лавке, придвинул к изголовью табурет и поставил на него початую бутылку водки. Глоток спиртного не помешает, решил граф, чувствуя, как голова наливается тяжестью, видимо, лекарство, введенное доктором, уже перестало действовать. Все-таки, день сложился напряженный, и сказывалась усталость, к тому же в ране начала болезненно пульсировать кровь, и нужно было отдохнуть. Он прилег, достал из внутреннего кармана плоскую, металлическую фляжку и сделал два больших глотка. Хорошая фляжка, легкая и вместительная. Все-таки сейчас лучше выпить коньяка, он расширяет сосуды, – решил Хохенштауф и не стал сопротивляться дремоте, только подумал, засыпая:
– Где же он все-таки проявится, этот чертов Ястреб? В том, что он проявится и именно этой ночью, сомнения не было. Это озеро выгнуто полумесяцем и от его северной оконечности до линии окопов рукой подать. Это совсем рядом и у меня под рукой саперы этого гауптмана и, в случае чего, я успею, если там начнется заварушка. И все-таки, подумал граф, проваливаясь в сон, надо было там усилить пост и поставить одного из снайперов.
Хохенштауф проснулся от топота сапог, когда в хату вбежал посыльный и сразу поднялся, как будто и не спал, глотнул водки прямо из горлышка бутылки и вышел во двор. Раупах уже был за рулем и ждал его, а на заднем сиденье сидели два снайпера, которых он успел привезти. Они поехали прямиком через поле в ту сторону, откуда доносилась стрельба и через несколько минут были уже у линии передовых окопов. В траншее, в которую они спрыгнули, им встретился лейтенант с перевязанной головой, и от него они узнали, что группа русских вырезала часовых и прорвалась через их позиции. Их было человек двадцать, никак не меньше, заверил лейтенант, забросали нас гранатами и ушли. Я приказал открыть огонь из всех имеющихся средств, докладывал этот вояка, и они залегли в воронке метрах в ста отсюда. Если бы ты узнал, – подумал Хохенштауф, слушая доклад офицера, – что их всего пять или шесть человек, интересно, умер бы ты от стыда или придумал бы себе достойное оправдание. И это еще большая удача, что их каким-то образом заметили.
– Огонь не прекращать! И установите дополнительно пять-шесть крупнокалиберных пулеметов, – приказал он лейтенанту, и подумал, что чутье не обмануло его, и его решение ночевать в этой забытой богом деревушке было обусловлено именно этим. Но даже с таким обостренным чутьем невозможно было предугадать, что Ястреб пойдет на прорыв именно здесь. В самом неподходящем для этого месте. Я должен был проанализировать то, что мне подсказывало шестое чувство, но не сделал этого. Те два глотка коньяка были лишними.
Со стороны русских позиций открыли ответный ружейно-пулеметный огонь, и посылать солдат, чтобы взять диверсантов, сейчас не имело смысла. Не дойдут, залягут на полпути, а потом вернутся, подумал граф, пехота есть пехота. Его спец-команда осталась у болота, и он признался себе, что это было непростительной ошибкой. Шансов отбить оберста Лайтера почти не было, но и живым отдавать его русским было нельзя, и Хохенштауф, связавшись с артиллеристами, приказал накрыть этот участок как можно более плотным огнем. Потом он показал снайперам, где им занять позиции и проинструктировал их.
Глава 19
Старшина Арбенов осторожно выглянул из воронки и прикинул расстояние до своих позиций, выходило метров восемьдесят, но надо взять с запасом. Пусть будет сто метров, хотя сто многовато. Но лучше взять с запасом. Он оглянулся на своих товарищей, на их усталые, грязные лица и подумал, что поиск выдался не из легких, но ведь «Делегата» все-таки взяли, и, самое главное, обошлось без потерь, и длинноглазая девочка рядом и в ее глазах нет страха. Тревога и сосредоточенность, но страха в ее длинных и