С Милованцевым встретились у бронеколпака. Скоморохов посмотрел на металлическую полусферу, одобрительно сказал:

– Ловко вы его.

– До последнего дрался, зараза. Пойдем покажу.

Когда они подошли к взорванному люку, Андрей увидел убитого пулеметчика. Милованцев произнес:

– Смертник.

Только теперь Скоморохов обратил внимание, что немец прикован к пулемету. Милованцев добавил:

– Такой же, как и мы.

Скоморохов вспомнил слова унтер-офицера, немецких солдат-штрафников, с укором посмотрел на товарища:

– Не такой! Мы сами на смерть идем, а его цепями держат…

* * *

Армия, которой был придан штурмовой батальон, приближалась к Берлину, она уже достигла берегов реки Шпрее в районе города Фюрстенвальде, но ей не суждено было штурмовать логово врага. Обстановка сложилась так, что перед ней была поставлена иная задача: совместно с другими армиями РККА уничтожить крупную немецкую группировку противника, отступающую от Одера, в состав которой входили части 4-й танковой армии и 9-я армия вермахта.

Штурмовики сетовали:

– Как же так? Пока мы здесь с фрицами возимся, другие части Берлин возьмут!

Командир батальона, гвардии майор Миронов, разъяснил:

– Не всем Берлин брать, какая разница, кто будет его штурмовать. Главное, фашистов одолеть. А нам и здесь работы хватит. Эта группировка немцев рвется к Берлину, чтобы соединиться с его гарнизоном. Вы – бывшие командиры, а потому смекайте, сколько нам ещё придется с фашистами провозиться, если они соединятся. А каждый день войны – это новые жертвы. Сколько наших жен и матерей ещё получат похоронки! Так что будем бить немцев здесь. Наша задача вместе с другими частями окружить группировку, не дать вырваться из котла и в конечном счете уничтожить!

Задача оказалась непростой, да и были ли они, простые задачи, у штурмовых батальонов? Немцы находились на своей земле и дрались отчаянно, они огрызались, контратаковали, пытались вырваться из котла, некоторым это удавалось, и все же они были обречены, кольцо окружения сжималось. Теперь солдатам вермахта в полной мере приходилось испытывать на своей шкуре то, что пережили бойцы Красной армии в сорок первом году…

* * *

Колонна из грузовых автомобилей, танков и самоходных артиллерийских установок, с десантом из бойцов отдельного штурмового стрелкового батальона спешила на помощь одной из частей дивизии. Немцы предприняли контратаку с целью прорыва, для его предотвращения и был брошен батальон. Однако быстрому продвижению мешала изрытая воронками от снарядов и бомб лесная просёлочная дорога, а ещё брошенная немцами многочисленная техника. Результаты действия краснозвездной авиации были налицо. Передний танк, на котором ехал Андрей Скоморохов и бойцы его изрядно поредевшего отделения, остановился. Путь преградило скопление легковых автомобилей и грузовиков. В центре этого скопления стояли две бронемашины, взорванный тяжелый танк «Тигр» и самоходная установка «Фердинанд». Передовой тридцатьчетверке предстояло столкнуть немецкую технику с дороги. Штурмовики спрыгнули с танка. Скоморохов скамандовал:

– Рассредоточиться! Смотреть в оба!

Опыт войны научил: будь всегда настороже, опасность может подстерегать отовсюду, расплата за невнимательность – жизнь. Андрей взял автомат на изготовку, пробежал взглядом по ближайшим деревьям и кустам. Не зря. Зоркий глаз пограничника выхватил притаившуюся за стволом дерева фигуру немецкого солдата в каске с маскировочной сеткой и камуфлированной куртке. Откуда? Ведь наши части прошли здесь совсем недавно? Но сейчас ответ на этот вопрос был маловажен, немец целился в тридцатьчетверку из фаустпатрона. Тридцатьчетверка была защищена сетчатыми противокумулятивными экранами, но спасут ли они машину, Скоморохов не знал, да и с расстояния около двадцати метров фаустник мог легко поразить уязвимое место танка. Андрей понял, что не успеет уничтожить немца до выстрела. Перед глазами встал изуродованный выстрелом из фаустпатрона танк «Резвый» и обезображенные тела погибших танкистов. И все же возможность спасти экипаж была. Андрей слышал, что выпущенные из фаустпатрона гранаты сбивали автоматной очередью, как уток на охоте. В который раз ему должно было помочь умение метко стрелять. Оно не подвело. Граната разорвалась, не долетев до танка, но фаустник мог выстрелить еще раз. К тому же из леса раздались выстрелы из автоматов и винтовок. Взрыв в середине колонны означал, что фаустник не один, следовательно, надо было выбить немцев из леса. Из грузовика, который следовал за танком, уже выпрыгивали бойцы отделения Милованцева.

Немцев в лесу оказалось немного. Оставляя среди деревьев убитых и раненых, они быстро отступили. Преследовать их у батальона времени не было, поэтому, отогнав неприятеля, штурмовики, собирая раненых и трофеи, возвращались назад. На полпути Милованцев окликнул Скоморохова. Остановились неподалеку от дерева, под которым лежало тело немецкого солдата. Милованцев достал из кармана пачку немецких сигарет.

– Дай прикурить, а то я зажигалку где-то обронил.

Скоморохов неторопливо достал трофейную зажигалку, дал Милованцеву. Владимир прикурил, выпустил струю дыма, спросил:

– Тебя что, зацепило?

Скоморохов тронул пальцами кровавую ссадину на правой щеке.

– Веткой оцарапал.

Милованцев посмотрел за спину Скоморохова. Распростертое на земле тело солдата вермахта вдруг ожило. Немец быстро поднялся. Милованцев увидел в его руках автомат. Сильный толчок опрокинул Скоморохова на землю, секундой позже автоматная очередь прошила грудь Милованцева. Андрей перекатился, выстрелил в немца. Очередь отбросила того к дереву. Андрей выстрелил еще раз, вскочил, подбежал к Милованцеву. На выстрелы сбежались другие штурмовики, но ни они, ни Скоморохов помочь товарищу уже не могли. Ленинградец был мертв. Горькие мысли стучались в виски Андрея: «Почему?! Почему товарищи уходят один за другим, а его даже не ранило?! Почему Милованцев погиб, когда до конца войны осталось совсем немного?!» Андрей стиснул зубы. Война забрала у него последнего близкого человека…

* * *

На следующий день Андрею Скоморохову перед строем вручили медаль «За отвагу» и в тот же день вместе с несколькими штурмовиками вывели с передовой для восстановления в званиях и офицерских правах. В штабе батальона на бойцов, исключенных из состава подразделения, заполнили боевые характеристики. Скоморохов не знал, была ли эта милость по отношению к нему плодом стараний старшего оперуполномоченного отдела «СМЕРШ» капитана Шилохвостова или хорошее отношение к нему командования батальона, оценившего его заслуги, но теперь он вновь становился командиром Красной армии. После сдачи экзамена на знание Боевого устава ему вернули звание, выдали офицерские документы, погоны и новую форму.

И вот теперь пасмурным майским днем младший лейтенант Скоморохов вел роту молодых необстрелянных красноармейцев по заваленным кирпичом, досками, мусором, брошенными вещами улицам Берлина. Вел мимо разрушенных домов, сожжённых автомобилей, трамваев, танков. Мимо потоков пленных немецких солдат и беженцев с чемоданами, узлами и тележками. Вел к Рейхстагу, туда, где стреляли, туда, в мясорубку, где их поджидала смерть. Неужели этой чудесной порой, когда просыпается новая жизнь, когда здесь на земле Германии зацвели яблони и вишни, кто-то из этих парней должен был погибнуть?! Андрей знал, что это может случиться, но как он мог сберечь эти молодые жизни, когда они сами, не нюхавшие пороха, рвались в бой? Шли, печатая шаг, словно на параде, безусые, прыщавые, лопоухие мальчишки. С завистью косились на бывалых вояк с орденами, медалями и нашивками за ранения на гимнастерках. Остановились, пропустили конницу – лихих кавалеристов-казаков в черных кубанках, пошли дальше, с каждым шагом приближаясь к Рейхстагу. И вдруг стрельба прекратилась, напряженная тишина повисла над городом. Её разорвал шквал выстрелов, он накатывался по улице всё ближе вместе с криком «ура!». И вот уже стоящие рядом танкисты и пехотинцы стали стрелять вверх из своих и трофейных немецких пистолетов, автоматов, винтовок, ручных пулеметов. Только теперь Скоморохов осознал, что это победа! Понял это и один из молодых красноармейцев, курносый сероглазый парень, в первом ряду колонны.