– Ты только посмотри, они уже в воздухе.

Стараясь проглотить комок, застрявший в горле, я наблюдаю за тем, как падают маленькие точечки. Я с тревогой смотрю, как эти точечки приближаются… приближаются… и, когда я готова закричать, раскрываются парашюты. Находясь почти на грани инфаркта, начинаю аплодировать. Через несколько минут они приземляются, Соня и Марта сияют от радости – кричат, прыгают и обнимаются. У них получилось!

Я тоже хлопаю в ладоши, хотя сама не знаю почему: то ли из-за того, что у них получилось, то ли из-за того, что ничего не случилось. От одной только мысли, что скажет Эрик, у меня душа уходит в пятки. Спустя пару минут они подбегают и обнимают меня. Мы, словно три маленькие девчонки, прыгаем от счастья.

Когда вечером Эрик спрашивает меня, где я была с его матерью и сестрой, я ему лгу. Рассказываю, что мы были в спа-салоне, где нам делали массаж с шоколадом и кокосом. Эрик рад за меня и улыбается, а я чувствую себя ужасно. Просто ужасно. Мне не нравится лгать, но Соня и Марта попросили меня сохранить все в секрете. Я не могу их подвести.

Однажды утром мне звонит Фрида, и уже через час она приезжает ко мне вместе с малышом Гленом. Какой же у нее прекрасный малыш! Мы болтаем несколько часов подряд, и она признается, что является рьяной поклонницей «Безумной Эсмеральды». Я хохочу. Вот это да! Значит, я не единственная девушка, кто смотрит сериал. Получается, Симона была права, когда говорила, что эта мексиканская мыльная опера стала в Германии всеобщим увлечением. Откровение за откровение – и я показываю ей мотоцикл и Трусишку.

– Джудит, тебе что, нравится злить Эрика?

– Нет, – весело отвечаю я. – Но он должен принимать то, что нравится мне, так же, как и я принимаю то, что нравится ему. Ты так не считаешь?

– Считаю.

– Я терпеть не могу пистолеты, но я принимаю то, что он занимается стрельбой, – продолжаю, чтобы оправдать себя.

– Да, но ему совершенно не понравится все, что касается мотоцикла, тем более что это был мотоцикл Ханны…

– На самом деле это не имеет значения. Мотоцикл Ханны или мотоцикл Пепито Грильо[20] – Эрик будет сердиться одинаково. Я это знаю и понимаю. Я найду подходящий момент, чтобы рассказать обо всем. Уверена, что если я это сделаю деликатно и осторожно, то он меня поймет.

Фрида улыбается и, глядя на Трусишку, который наблюдает за нами, говорит:

– Нет животного страшнее этого бедняги, но у него очень красивые глаза.

Умиленно глажу пса и чмокаю его в мордочку.

– Он чудесен. Красавчик, – уверенно говорю я.

– Но, Джудит, послушай, такие собаки не очень привлекательны. Если хочешь, у меня есть друг, у которого питомник дорогих пород.

– Нет, Фрида, мне не нужна собака, чтобы выставлять ее напоказ. Я хочу собаку, чтобы просто ее любить, а Трусишка ласковый и очень добрый.

– Трусишка? – повторяет она смеясь. – Ты его назвала Трусишкой?

– Когда я в первый раз его увидела, он меня до смерти напугал, – весело поясняю я.

Теперь Фрида понимает, повторяет его кличку, и пес подпрыгивает в воздухе, чем смешит Глена. Проведя несколько часов у меня, Фрида уезжает, пообещав позвонить, чтобы еще раз встретиться.

Вечером звоню сестре. Я очень давно с ней не разговаривала, и мне нужно услышать ее голос.

– Что случилось, дорогая? – обеспокоенно спрашивает она.

– Ничего.

– Нет, у тебя что-то случилось. Ты никогда мне просто так сама не звонишь, – не унимается она.

Я смеюсь, ведь она права. Но все же, желая насладиться болтологией своей безумной Ракель, отвечаю:

– Я знаю. Но поскольку я сейчас далеко от тебя, то очень по тебе скучаю.

– Ай, моя дорога-а-ая!.. – растрогавшись, восклицает она.

Мы долго болтаем. Она подробно рассказывает о своей беременности, о тошноте и рвоте, но, к моему удивлению, ни слова о проблемах с мужем. Ну надо же. Однако я не поднимаю эту тему. Это хороший знак.

Проговорив целый час по телефону с сестрой, кладу трубку и улыбаюсь. Надеваю пальто и иду в гараж. На мой свист из своего укрытия выходит Трусишка, и я с удовольствием иду с ним на прогулку.

Через два дня, когда Эрик и Флин уезжают на работу и в школу соответственно, я начинаю переделку гостиной. Мы проводим здесь большую часть времени, и нужно придать ей другой мотив. Всю работу я беру на себя. Норберт приходит в ужас, когда видит меня на стремянке, и опять повторяет, что если бы меня увидел хозяин, то отругал бы. Но мне не привыкать. Я меняю подушки из темной кожи на подушки фисташкового цвета, и теперь диван кажется более современным, а не серым и скучным.

На симпатичном круглом столике ставлю зеленую хрустальную вазу с чудесными красными каллами. Убираю с камина мрачные фигурки и ставлю несколько рамок с фотографиями. Здесь и мои родные, и Эрика. Гляжу на улыбающуюся малышку Лус и чувствую, как потеплело на душе.

Какая же она красивая! И как мне ее не хватает.

Заменяю самые некрасивые картины на те, которые купила сама. На одной стене гостиной вешаю трио картин с зелеными тюльпанами. Получилось превосходно!

Когда Флин вечером возвращается из школы и входит в гостиную, у него перекашивается лицо. Комната кардинально изменилась. Она перестала быть мрачной и стала яркой и наполненной жизнью. Он в ужасе, но мне все равно. Я и так знаю, что все, что я ни сделаю, ему в любом случае не понравится.

Наконец возвращается Эрик. Он настолько впечатлен, что теряет дар речи. Его сдержанная и темная гостиная исчезла, чтобы уступить место комнате, полной света и жизнерадостности. Ему нравится. Это видно по его выражению лица, и, когда он меня целует, я расплываюсь в улыбке перед недовольной физиономией мальчугана.

На следующий день Эрик решает отвезти Флина в школу. Мальчик с радостью соглашается, ведь обычно это делает Норберт. Я еду вместе с ними. Не знаю, где находится школа, но мне очень хочется прогуляться по городу.

Эрику не нравится, что я буду гулять по Мюнхену одна, но мое упрямство перевешивает, и ему не остается ничего другого, как согласиться. По дороге мы забираем еще двух детей, Роберта и Тимоти. Они болтают без умолку и с любопытством на меня поглядывают. Я замечаю, что мальчишки держат в руках разноцветные скейты – точь в точь такие, как та игрушка, которую Эрик запретил Флину. Когда мы приезжаем в школу, дети открывают дверь и выходят. Флин выходит последним и закрывает дверь.

– Ну вот! Он меня даже не чмокнул, – подшучиваю я.

Эрик улыбается.

– Дай ему немного времени.

Вздыхаю, закатываю глаза и смеюсь.

– А ты меня чмокнешь? – спрашиваю я, собираясь выходить из машины.