Это мрачное настроение, в значительной степени поддерживаемое бедствиями того времени и свирепыми междоусобными войнами, возникшими между мусульманами, не могло, однако, упрочиться. Более глубокие натуры, под влиянием этого настроения, пришли к полному отречению от мира с его радостями и наслаждениями и, хотя Мухаммед безусловно отрицал монашество, удалились в уединение, чтобы вести аскетическую жизнь, или в сообществе с другими, или же в качестве анахоретов. В общей же массе верующих неудержимо пробивалось жизнерадостное мировоззрение. Предписанное законом благочестие, акты любви и самоотречения не могли долее сдерживать их природной жизнерадостности; они довольствовались выполнением внешних обрядностей, предписанных Кораном. Учение о предопределении, столь страшное для глубоко верующих, мало смущало их, и они утешали себя мыслью, что уже одна принадлежность к общине верующих делает их избранниками.

Религия, ограничивающаяся лишь внешнею обрядностью, всегда приятна для среднего человека. Он не любит, чтобы божество предъявляло свои требования его душе. Но сложные внешние обряды он выполняет охотно, если верит, что это угодно Божеству. Это мы и видим в религии Мухаммеда. Все более и более она сводилась к пустым внешним обрядностям, к механическому выполнению предписанного церемониала. Более серьезные люди с пуританской строгостью следили за точным выполнением священного закона, мало заботясь о внутреннем благе верующих.

Но чем строже становилось благочестие, тем более обнаруживалось, что Коран или совсем не может дать никакого ответа на бесчисленные вопросы, или может ответить лишь весьма неудовлетворительно. Вследствие этого проявилась глубокая потребность дополнить его изречениями пророка и рассказами из его жизни или из жизни его сподвижников, которые передавались из уст в уста и которых насчитывалось сотни тысяч; эти рассказы и изречения были систематизированы и записаны, — так возникла Сунна.

Этот труд, также как и толкование Корана, потребовал специального изучения. Оно сделалось вскоре предметом соревнования четырех ортодоксальных школ. О научном обосновании их теологии или же о примирении между верой и знанием, у них не было и речи. Всякая попытка такого рода отвергалась как еретическая. Ограничивались тем, что старались разъяснить учение пророка, освещая каждое понятие со всех сторон, то выставляя, то отвергая различные толкования.

Вследствие всего этого в народе иссякли последние остатки истинного благочестия. Индифферентизм, нравственная распущенность все увеличивались, и мрачное суеверие тяжело давило умы. Из страны фараонов, славившейся искусством волшебства, занесены были в магометанский мир алхимия, астрология, колдовство, которые в значительной степени слились с вероучением. Толкованию снов посвящались пространные сочинения, к которым обращались даже серьезные ученые. Ислам уже не в силах был побеждать суеверные предания язычества.

Еще в большей степени проявилось бессилие магометанства в борьбе с язычеством в том, что во многих местностях магометанского мира стали возникать секты, которые до неузнаваемости исказили учение пророка, перемешав его с языческими представлениями.

Это развитие сект носит название «шиитизма»; возникновение и распространение его относится главным образом к эпохе священной войны, разгоревшейся между родами Али и Омейя. Новая религиозная секта отвергла Сунну; признавая наследниками Мухаммеда только его потомков, провозгласила его зятя Али и род его единственными законными халифами Божьими. Они возвели Али в сан имама, то есть первосвященника, и признали за ним высший авторитет в толковании Корана, а первых трех халифов, нарушивших священное право Али и завладевших халифатом, осыпали самыми жестокими проклятиями.

Взгляды и воззрения магометанских протестантов — как удачно назвали шиитов по сходству их с христианской протестантской религией, прошедшей подобный же путь развития, — пустили глубокие корни, в особенности в восточной части страны; это обстоятельство имело своим непосредственным следствием вторжение в ислам древнеазиатских идей и догматов: индийского учения о переселении душ и о воплощении.

Под влиянием этих идей шиитизм пришел к вере в божественность имамата и в непрерывность божественного вдохновения в магометанстве. По этому представлению, после Мухаммеда боговдохновенные люди стали выступать в роли пророков. Чтобы устранить явное несогласие между их учениями, многими стихами Корана и устными изречениями пророка, шииты давали аллегорические толкования спорным местам «священного писания»; и вообще, в противоположность правоверным, они считали Коран не существующим от века, а «сотворенным произведением и даже поколебали учение о предопределении своим догматом о свободной воле человека. Впрочем, как среди протестантов, так и среди шиитов вскоре образовались различные направления.

Наибольшего распространения среди всех шиитских сект достигли исмаилигы, основателем которых почитался Исмаил Ибн — Джафар — Ассадик. Их учение хранилось в глубочайшей тайне, и членам этой секты, обязанным слепым доверием и беспрекословным повиновением по отношению к старейшинам, оно открывалось лишь постепенно, разделенное на девять последовательных степеней. Учение это состояло в мистически — аллегорическом толковании Корана, в догмате о том, что имамат, или получивший человеческий облик дух Божий, продолжает существовать в роде Исмаила, седьмого потомка Али, переходя из одного тела в другое, что скоро возвратится основатель секты, Махди, скрывающий свое существование, и что пока он говорит устами своих наместников, не всегда принадлежащих к роду Али, наконец, это учение утверждает мистическое значение числа 7. Бог создал семь небес, земель, морей, планет, цветов, металлов и звуков и назначил имамами семь лучших своих созданий, из которых первым был Али, а последним и седьмым — Исмаил. Далее: со времени сотворения мира существовало семь божественных законодателей. Каждый из них имел по семи помощников, которые назывались немыми, так как они не выступали публично. Каждый из семи немых пророков рассылал по двенадцати апостолов, распространивших истинное учение. Число же двенадцать имеет такое же значение, как и число семь. Так, существует двенадцать небесных знаков, двенадцать месяцев, двенадцать сочленений на четырех пальцах каждой руки (без большого пальца) и так далее.

Скоро исмаилиты также разделились на различные секты: одни были свободомыслящими, другие — мистиками, третьи, наконец, прониклись самыми ужасающими суевериями и исповедовали нравственное учение, которое, с одной стороны, приводило к самой безграничной распущенности и разврату, с другой — выродилось в строжайший аскетизм и отречение от мира.

Религиозное вероучение исмаилитов распространилось, главными образом, при посредстве миссионерской школы, учрежденной предприимчивым миссионером Абдаллахом при сыне Исмаила, Мухаммеде. Из нее вышли: проповедники, одинаково хорошо знакомые и с теологией, и с политикой и горячо преданные своему делу. Своим лицемерным благочестием они вкрадывались в доверие людей, с которыми общались, приобретали их любовь притворной мягкостью и внушали уважение к своей учености, толкуя им труднейшие положения вероучения и наиболее непонятные места в Коране. Предметом бесед было, конечно, разъяснение учения об имамате. Чтобы крепче привязать к себе новообращенных, миссионер давал понять, что он посвящен в тайную науку имама: затрагиваемые им теологические, философские, естественнонаучные вопросы он облекал в неясные аллегорические формулы, рассчитанные на то, чтобы возбудить любопытство. Если же любознательный ученик желал дальнейших разъяснений, то от него требовали страшных клятв о сохранении тайны и брали в залог известные суммы денег, смотря по состоянию.