Крестьянство восприняло «коллективизацию» как новое издание крепостного права. Судя по информационной сводке организационного отдела ВЦИК (12 августа 1929 г.), крестьяне говорили: «Колхозами нас погонят опять в барщину и будут над нами ходить с кнутом, а мы работай, спину гни». «Дайте нам жить свободно, коллектив — это есть старая екатеринов-щина. В коллективе человек превращается в скот»245. Нередко местные Советы отказывались выполнять решения и заменялись послушными кадрами из города.

Согласно докладной записке тайной полиции ОГПУ в ЦК ВКП (б), в течение 1928 г. произошло 709 крестьянских выступлений. В 1929 г. было уже, как минимум, 1307 массовых крестьянских выступлений с участием 300 тысяч человек. Из них 403 произошли на почве хлебозаготовок и 86 — в связи с коллективизацией. 176 выступлений носили повстанческий характер, сопровождаясь разгромом сельсоветов и захватом территории. В 1930 г. число выступлений выросло до 13756, причем более 70 % из них было направлено против принудительной «коллективизации». В 993 случаях они были подавлены вооруженной силой, причем разгорались настоящие сражения с крестьянами. Выступления охватывали целые регионы, сопровождаясь захватами милицейских отделений и освобождением арестованных. Наиболее охвачены протестами (60 % выступлений) оказались Украина, Центральное Черноземье, Поволжье и Северный Кавказ246. В многотысячном восстании, вспыхнувшем в феврале 1930 г. на Северном Кавказе, участвовали даже члены партии и комсомольцы, бывшие красные партизаны. Особую активность в борьбе с правительственным насилием проявляли женщины. Они отбивали реквизированное зерно, отказывались вступать в колхозы и мешали делать это своим мужьям, требовали выхода из «коллективных хозяйств» («бабьи бунты» зимы 1929–1930 гг.). В западных областях Украины формировались крестьянские отряды и собственные органы управления…

Крестьянские выступления жестоко подавлялись войсками и силами безопасности. Тем не менее, сопротивление деревни заставило власти сделать вид, что они пошли на попятную. В марте 1930 года, когда в колхозы были загнаны до 60 % крестьян, Сталин опубликовал в «Правде» статью «Головокружение от успехов». Он утверждал, что «нельзя насаждать колхозы силой. Это было бы глупо и реакционно». Он списал весь террор против крестьянства на «перегибы» чиновников, у которых «закружилась голова от успехов»247. На места была послана директива о смягчении курса, в которой признавалось угроза «широкой волны повстанческих крестьянских выступлений» и уничтожения «половины низовых работников»248.

Верный своей излюбленной тактике, Сталин предпочел после первого рывка чуть-чуть отступить назад, не меняя общего курса по существу.

Официально крестьянам разрешили выходить из насильственно созданных колхозов; к осени 1930 г. в них остался лишь 21 % крестьян249. После этого власти прибегли к «экономическим» мерам принуждения. «Единоличники», то есть не вступившие в колхоз, должны были платить колоссальные налоги, имущество тех, кто был не в состоянии платить и отказывался присоединиться к колхозу, конфисковывалось. В результате в 1932 году, по официальным данным, было «коллективизировано» более 60 % крестьянских дворов с охватом свыше 70 % крестьянских площадей, что означало «перевыполнение пятилетки в три раза»250.

За упомянутую Сталиным «необходимость» было заплачено не только миллионами человеческих жизней, но и сельскохозяйственной катастрофой. «Сплошная коллективизация, проводившаяся методами Пришибеевых, ввергла народное хозяйство в состояние давно небывалой разрухи: точно прокатилась трехлетняя война, захватившая целые села, районы и округа», — отмечал сосланный в Сибирь большевик Ф.Дингелыптедт251.

Валовый сбор зерна, составивший в 1930 году 830 миллионов центнеров, упал в два последующих года ниже 700 миллионов, производство сахара упало с 1929 года более чем в 2 раза, число лошадей сократилось на 55 %, поголовье рогатого скота — на 40 %, число свиней — на 55 %, овец — на 66 %252. Множество домашних животных погибли просто из-за того, что для содержания их большими «коллективизированными» стадами не было ничего подготовлено, или из-за конфискации запасов кормов государством. Большое количество скота было зарезано самими крестьянами, которым было нечего есть. Миллионы людей гибли от голода.

Для созданных колхозов устанавливались чрезвычайно высокие, почти невыполнимые планы сдачи хлеба государства. В результате изымались не только излишки хлеба, но и зерно для посевов, а также съестные припасы, необходимые для пропитания самих крестьян. Для «выбивания» хлеба в деревню были отправлены чрезвычайные комиссии, войска. В августе 1932 года был принят закон «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности»253, получивший в народе название «закона о колосках». Согласно ему, крестьяне и даже дети, собиравшие в поле опавшие колоски или взявшие кочан капусты, приговаривались к десятилетнему заключению. За более крупную «кражу» полагался расстрел. Только за пять месяцев после принятия закона были осуждены 55 тысяч и расстреляны 2100 человек254. В стране вспыхнул массовый голод, унесший, по некоторым подсчетам, 5–8 миллионов человеческих жизней255. Вымирали целые деревни и села.

Особенно трагическое положение сложилось на Украине, в Поволжье и на Северном Кавказе. «…В страшную весну 1933 года… я видел умиравших от голода, видел женщин и детей, опухших, посиневших, еще дышавших, но уже с погасшими, мертвенно равнодушными глазами, и трупы, десятки трупов в серяках, в драных кожухах, в стоптанных валенках и постолах… трупы в хатах — на печках, на полу — во дворах на тающем снегу в старой Водолаге, под мостами в Харькове…» — вспоминал писатель Лев Копелев256. Люди съедали домашних животных, древесную кору, иногда доходили до людоедства. Многие кончали жизнь самоубийством, не выдержав мук голода. Некоторые пытались бежать в города: их ловили заградительные отряды.