поста до тех пор, пока на земле Тагр-Косса находится хотя бы один иностранный солдат. С этой минуты единственным законом, регулирующим положение внутри страны будет Военный Кодекс. Уведите их!

Дождавшись, пока из зала под конвоем выведут названных им генералов, Даурадес добавил:

— Я уверен, что с этого дня те из вас, кому действительно дороги независимость их родины и процветание их нации, поймут меня и отдадут все силы для нашей скорейшей победы и завоевания права на подлинно свободную жизнь и историю Тагр-Косса. Наша страна чересчур мала для того, чтобы терять время на бесконечные заседания и согласования! Я уверен, что меня полностью поддержат те, чьими руками была одержана наша непростая победа. Господа народные избранники! Я прошу вас покинуть этот зал. Вас ждёт работа на местах, организация питания, медицинского обслуживания, обороны, наведения внутреннего порядка. Координация действий — через Военный совет. Сейчас все мы должны действовать как один человек — практично, решительно и результативно. Время дорого! Не забывайте, что в руках у нас пока одна столица. Очередь за другими городами.

— Когда вы их возьмете, другие города… — вздохнул кто-то.

— Скоро! Уж это мне, как главнокомандующему, разрешите считать своей главной задачей. Даннхар!

— Даннхар! — откликнулись от дверей.

К трибуне президиума прошёл Карраден.

— Разрешите и мне сказать несколько слов.

И, не дожидаясь разрешения, обратился к залу:

— Я, как военный комендант города, хочу сказать следующее. Мы захватили власть. Но этого мало. Нам надо доказать, что мы действительно власть, твёрдая и бесповоротная. Что мне, как коменданту, прикажете делать, когда, воспользовавшись отсутствием войск, толпа начинает громить лавки и опрокидывать котлы, в которых варится похлёбка для бездомных детей? Что мне, как коменданту, прикажете делать, когда та же толпа забрасывает бутылками с керосином часовых, что охраняют имущество государства? Я не позволю, чтобы глумились над военным флагом и кричали: "Мира! Мира!" в то время, как наши солдаты кладут головы на поле сражения!

— Именно вследствие принятых нами мер, — продолжал он холодно, — под окнами не бушуют толпы, возглавляемые… вами, господа!

— Нууу! — пронеслось по залу.

— Именно вследствие принятых нами мер пресечены многочисленные погромы. Выявлены люди, которые не являются ни жителями города, ни вообще гражданами страны. Откуда они явились, мы ещё разберёмся. Предупреждаю: двенадцать ружей! На месте! Без суда и следствия! Для всякого, кто посмеет за спинами наших солдат нарушать установленный порядок. Идёт война, господа! Разрешите вам это напомнить!

— Поиграй в меня, поиграй, — шепнул Даурадес, протягивая ему документ.

И подмигнул при этом.

— Организация ремонта? — крикнул Карраден. — Повышение жалованья? Так вот, что я вам скажу. Думать об этом сейчас, когда, согласно сведениям, каждую ночь в столице умирают от холода и голода беспризорные дети? Вы думали об этом, господа народные депутаты?

И прибавил:

— В первую очередь, ремонтироваться будет дома граждан города. В последнюю — правительственные здания. Насчёт жалованья… всем, невзирая на чин, будет положено одно и то же жалованье. Взяточников — карать! жестоко наказывать как грабителей собственного народа!

— Я не согласен, — продолжал он, — с тем, что Собрание должно быть распущено. Мы соберёмся здесь… через три дня, после того, как вы посетите своих избирателей. Обстановка требует от нас немедленного принятия новых законов. Даннхар, господа!

— Даннхар! Даннхар! Даннхар!

Наклонясь к плечу Мирины, Даурадес шепнул с улыбкой:

— Знаете, я теперь, кажется, знаю, кто, возможно, будет следующим владыкой Тагр-Косса.

3

Через сутки после описанных событий был освобожден Маллен-Гроск. Тагрские войска, расквартированные в этом городе, заявив о своей полной солидарности с новым правительством страны, жестоко расправились с келлангийской частью гарнизона. В Маллен-Гроске размещались богатейшие склады продовольствия, фуража и снаряжения.

Войска Бэрланда, бывшего союзника, по приказу союзного командования в экстренном порядке придвинулись к границе с Тагр-Коссом. Форсировать ночную Лаэсту они не решились. Той же ночью из Дангара подошёл сильный отряд из солдат и рабочих. Утром, едва продрав глаза, бэрландцы с удивлением увидели на противоположном, обрывистом берегу реки множество палаток, вооружённых людей под чёрными знаменами, а главное — не менее сотни пушек, чьи стволы были направлены в их сторону. С тагркосского берега звонко ухнула мортира и выпущенная бомба, прошелестев в воздухе, разорвалась точно посреди реки. Дангарцы умели не только отливать пушки… Посовещавшись, бэрландцы прислали парламентёров, которых на том берегу Лаэсты встретил не кто иной, как сам посол Бэрланда в Тагр-Коссе.

Двумя днями позднее правительство Бэрланда прямо заявило о выходе своей страны из военного союза, а также о том, что начинает экстренные поставки в Дангар продовольствия — в обмен на керосин и сырую нефть из дангарских скважин.

Правительство Анзуресса, островной страны, города которого были когда-то основаны рыбаками и пиратами, заявило о солидарности с Тагр-коссом.

Между тем, келлангийцы не оставляли отчаянных попыток повлиять на ситуацию. Военный перевес был на их стороне, большая часть страны — под их контролем. Генерал Хорбен, всё ещё исполняющий обязанности главнокомандующего, прислал очередной ультиматум, в котором заверял в том же — что простит даже такому правительству все его грехи и прегрешения, лишь бы Тагр-Косс с его войсками — ударной силой во всех войнах последних лет — по-прежнему состоял в военном союзе с Келланги. В противном случае…

Впрочем, судя по просительному тону этого послания, после поражения при Вендимиоке, потери Маллен-Гроска и крахе союза с Бэрландом, Хорбен весьма сильно разочаровался в своем рвении.

По всему Южному Тагр-Коссу рушились фронты и фронтики, одно за другим сыпались сообщения о том, что какие-то из селений или посёлков перешли под влияние нового режима. Отряд Гриоса увеличился до полутора тысяч всадников, отряд Еминежа — до тысячи двухсот. Бывшие враги действовали совместно, соперничая в боевом искусстве с отрядами Вьерда и Донанта, также наводившими ужас на неприятельских солдат, не успевших засесть за спасительные стены Урса и Коугчара.

Чаттарец по имени Гриос, каким мы знали его в самом начале нашего рассказа, в эти дни впервые за много лет чувствовал, что он занимается своим делом. Он воевал, он вёл в атаку сотни таких же как он, ему порой вспоминались и Айхо, и оставленная где-то в горах за Коугчаром семья. Он шёл к ним, зная, что дорога неблизка. Но это была его дорога, он понимал это. Его лицо обветрилось, красноватый весенний загар сделал его бронзовым. Да и сам он казался себе точно вылитым из металла. Он обучал молодых солдат, а те, что поопытнее — обучали его. Он качался в седле, он покуривал трубку с друзьями, он выслушивал донесения и отдавал приказы.

Я на небе или на земле?