Рейнольт повела рукой в воздухе, и перед ними появился модифицированный катер Кенг Хо. С каждой стороны были закреплены дополнительные топливные баки, а спереди торчал лес датчиков. С одной стороны судно было закрыто серебряным щитом паруса на тонких креплениях.

– Перед самой Вспышкой доктор Ли и доктор Вен запустили этот корабль на низкую орбиту вокруг Мигающей.

Показалось второе окно, указывающее путь спуска и финальную орбиту на высоте едва ли пятьсот километров над поверхностью Мигающей.

– За счет тщательной ориентации паруса им удалось безопасно продержаться на этой орбите более одного дня.

На самом деле полет выполняли пилоты-зипхеды Дзау Циня. Нау кивнул ему:

– Хорошая работа, старший пилот.

– Спасибо, сэр! – ухмыльнулся Цинь. – Будет о чем детям рассказать.

Рейнольт не обратила внимания на эти замечания. Она вызвала еще серию окон, показывающие вид с низкой орбиты в различных спектральных режимах.

– У аналитиков возникли трудности с самого начала.

Стали слышны записанные голоса двух зипхедов. Ли был воспитан эмергентами, второй голос говорил на диалекте Кенг Хо. Наверное, Вен.

– Мы всегда знали, что масса и плотность Мигающей соответствуют обычной звезде класса G. Сейчас мы можем с высоким разрешением построить карты внутренней температуры и плот…

Доктор Ли перебил с типичной навязчивостью зипхеда:

– …но нам нужны еще микроспутники… Черт побери, опять ресурсы! Нам нужно не менее двухсот на время Вспышки.

Рейнольт остановила запись.

– Мы дали им еще сто спутников.

Появились еще окна. Ли и Вен сидели в Хаммерфесте после Вспышки и вели бесконечный спор. Доклады Рейнольт часто имели такой вид – стена картин и таблиц и байты звуков.

Снова говорил Вен, и голос у него был усталый.

– Даже в состоянии Отключения центральные плотности соответствуют звезде класса G, но коллапса нет. Поверхностные турбуленции уходят не глубже десяти тысяч километров. Как? Как? Как?

Ли:

– После Вспышки глубокие внутренние структуры выглядят точно так же.

– Мы не знаем наверное, мы не можем подойти ближе.

– Нет, вид абсолютно обычный. У нас есть модели…

И снова голос Вена изменился. Он заговорил быстро, раздраженно, почти с болью.

– Столько данных, а у нас остаются все те же загадки. Я уже пять лет изучаю пути реакций, и понимаю не больше, чем астрономы Темных Веков. Что-то должно происходить в этом расширенном ядре, иначе был бы коллапс.

Второй зипхед отвечал так же нетерпеливо.

– Очевидно, что даже в состоянии Выключения звезда излучает, но излучает что-то, что превращается в слабое взаимодействие.

– Но что? Что? И если такое может быть, почему не коллапсируют внешние слои?

– Потому что конверсия происходит внизу фотосферы, и она коллапсирует! Я это сделал на твоих моделирующих программах!

– Чушь. Подгонка объяснения к факту, не лучше, чем делалось века назад.

– Но у меня данные!

– И что? Вот адиабаты…

Рейнольт отключила звук.

– Так продолжалось много дней. Почти все на своем жаргоне – который часто вырабатывается у пары фокусированных, занятых одной работой.

Нау выпрямился в кресле.

– Если они могут разговаривать только друг с другом, у нас нет подхода. Вы их потеряли?

– Нет. По крайней мере, не в обычном смысле. Доктор Вен от досады стал рассматривать случайные внешние факторы. У нормальной личности такое может повести к творчеству, но…

Брюгель захохотал, искренне забавляясь.

– Так ваши астрономчики упустили мяч, Рейнольт?

Рейнольт даже не посмотрела в его сторону.

– Помолчите, – бросила она.

Нау заметил, как удивили ее слова коробейников. Ритцер – второй человек в иерархии, явно садист среди правителей – и она его срезала одним словом.

Интересно, когда до коробейников дойдет?

Ритцер на миг помрачнел, потом ухмыльнулся еще шире, откинулся в кресле и метнул веселый хитрый взгляд в сторону Томаса Нау. Анне продолжала говорить, ни на миг не сбившись.

– Вен отошел от проблемы, уходя во все более широкий контекст. Сначала его рассуждения имели некоторую с ней связь.

Снова возник голос Вена, все та же монотонная скороговорка.

– Галактическая орбита Мигающей. Зацепка.

В окне замигал график предположительной орбиты Мигающей – без учета встреч звезд. Анне черпала данные из блокнотов Вена. График протянулся на полмиллиарда лет назад. Примерно каждые два миллиона лет Мигающая уходила в скрытое сердце галактики. Оттуда она выныривала снова и снова, пока звезды не растягивались в тонкую нить и начиналась межгалактическая тьма. Томас Нау не был астрономом, но знал, что у таких звезд не бывает пригодных планетных систем, и потому их посещают редко. Но это явно была еще самая малая из странностей Мигающей.

Каким-то образом зипхед из Кенг Хо совсем зациклился на галактической орбите Мигающей.

– Эта штука – звездой она быть не может – видела Сердце Всего. Снова, и снова, и снова…

Рейнольт пропустила длинный кусок, наверное, длинные, бегущие по кругу рассуждения бедняги, из которых он никак не мог вырваться. Теперь голос зипхеда звучал спокойнее:

– Зацепка! Зацепок здесь много. Забудь ты физику, просто рассмотри кривую светимости. Двести пятнадцать лет из каждых двухсот пятидесяти она излучает энергии меньше бурого карлика.

Окна, сопровождающие рассуждения Вена, перепрыгивали с мысли на мысль, изображения бурых карликов, куда более быстрые колебания, чем физики проэкстраполировали по дальнему прошлому Мигающей.

– Происходит то, чего мы не видим. Вспышка – и кривая светимости похожа на периодическую Новую класса Q, и через несколько мегасекунд устанавливается спектр, который почти объясняется термоядерной реакцией в ядре звезды. Потом свет медленно спадает обратно до нуля… или переходит во что-то другое, чего мы не видим. Это вообще не звезда! Это магия. Магическая машина, которая сейчас поломалась. Ручаюсь, когда-то это был генератор прямоугольных импульсов. Вот это что! Магия из сердца галактики, только она сломалась, и мы не можем ее понять.

Запись резко прервалась, и калейдоскоп окон Вена застыл горячечным бредом.

– Доктор Вен полностью захвачен этим циклом идей уже десять мегасекунд, – сказала Рейнольт.

Нау уже знал, к чему дело клонится, но все равно принял озабоченный вид.

– Так что же у нас осталось?

– Доктор Ли работает нормально. Он вошел в свой обычный цикл, поскольку мы изолировали его от доктора Вена. Но сейчас – сейчас он зафиксировался на программах Кенг Хо по идентификации систем. Он построил неимоверно сложную модель, соответствующую всем наблюдениям.