Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пойду умоюсь. Запасных щеток там, конечно, нет?
Щеток не оказалось, зато нашлась паста. Вовка прополоскала рот с горошинкой пасты, стерла поехавшие стрелки, рассмотрела чистое, бледное лицо в стареньком, помутневшем от влаги зеркале и решила, что сойдет и так. Красоваться перед Ильей ей почему-то больше не хотелось. Слишком уж много необъяснимого, куда тут еще и с макияжем возиться?
Выходя из ванной, Вовка, наверное, слишком резко распахнула дверь. Створка ударила Федю прямиком в висок, и он согнулся, сжав голову обеими руками.
– Ой, прости, пожалуйста, – запричитала Вовка, бросаясь к Феде. – Сильно?
В том, что это Федя, Вовка не сомневалась. В коридорчике, конечно, было темновато: электричества не зажигали, а солнечный свет из кухни струился какой-то неверный, будто сквозь полиэтилен пропущенный. Но и этого хватало, чтобы разглядеть синие джинсы и синюю же футболку, в которых Федя ехал на поезде.
Но когда он распрямился и отнял, наконец, ладони от лица, Вовка засомневалась в том, что вышла в правильную квартиру. Нет ли в ванной другой двери?
Тот, кого она приняла за Федю, оказался совершенно чужим парнем. Если Федя был худощавым, но при этом высоким, то незнакомец оказался не только до крайности тощим, но и по-детски низкорослым. Лицо у него было взрослое, как и полагается двадцатилетнему парню, но реденькие светлые волосы и бурая кожа начисто лишали его привлекательности. На Федю он был нисколько не похож.
Смотрел незнакомец на Вовку с непонятным обожанием.
– Это ты меня прости, – пробормотал он. – Но ты так долго не выходила…
Брови у Вовки поползли вверх. Мало того что этот гость с ней на «ты», так еще и, похоже, воображает, что может пользоваться чужими удобствами. Да как он сюда попал?
Вовка в недоумении отступила, ожидая, что незнакомец поспешит в туалет – может, в конце концов, ему очень нужно? – но он шагнул вслед за ней и смотрел все с тем же необъяснимым восторгом.
– Мить, ты куда подевался?
Из-за угла выскочила Лёля.
– А, вот ты где. Опять Вовку караулишь? Не надо. Пойдем. Я тебе фасоль открыла. Она вроде еще ничего. Потом нормальный магазин найдем или кафе, хотя я сомневаюсь, что здесь вообще хоть что-то работает. Часы, что ли, спешат, тьма такая…
Воркуя сладким, совершенно незнакомым голосом, Лёля приобняла непонятного Митю за плечи и увлекла за собой на кухню.
Вовка так и стояла, пока Лёля не вернулась.
– Усадила, пусть поест пока, отвлечется.
Она сдула с глаз прядку и привалилась к стене.
– Устала от него, сил нет.
Вовка сглотнула.
– Лёль, а это… Это кто вообще?
Подруга воззрилась на нее с таким изумлением, что Вовке стало почти что стыдно. И в самом деле, пора бы, наверное, привыкнуть к штучкам Джинна – или чьи они там, эти «силы»…
– В смысле, «кто»? Митя.
– Митя, – покорно кивнула Вовка, стараясь не разозлить Лёлю раньше времени. – Я уже поняла. А Митя – это кто?
– Знаешь, мне и одной дурной башки хватает, – прошипела подруга, указывая в сторону кухни. – И шуточки у тебя вообще ни разу не смешные.
Вздернув нос, Лёля ушла к загадочному Мите, а вместо нее из кухни выглянул Илья. Прямо на ходу он расковыривал содержимое красной консервной банки.
– Слушай, это же просто космос, – он потряс банкой. – Почему мне никто не сказал, что тушенка – такой улет?
Вовка сморщилась. Восторгов Ильи она не разделяла, да и пробовать бабушкины запасы ей не хотелось. Сколько лет они тут пролежали? Хотя что уж такого страшного сделается консервам…
– Слушай, – она схватила его за рукав. – Это кто там?
Она кивнула вслед Лёле.
– Где? – глупо ухмыльнулся Илья.
– Там. Парень какой-то. Митя.
– А, Митя. Так это Лёлин брат. А ты чего? Он же за тобой уже вторые сутки хвостом таскается, только сейчас заметила?
Теперь уже Вовка прислонилась к стене и сжала виски пальцами. Федя на этот раз не пропал: он просто видоизменился в уродливого коротышку Митю. Прекрасно, ничего не скажешь! А «хвостом таскается» – это еще что значит? Не потому ли этот странный парень дежурил под дверью ванной, только вовсе не ради ванной, а для того, чтобы поглазеть на Вовку?
– А этот Митя… – она запнулась. – Он с нами ехал?
– Ну ясен пень. – Илья подцепил кусок побольше и принялся жевать. – Увязался за сестрой своей.
– Увязался, – повторила Вовка, выглядывая на кухню.
Митя сидел спиной к свету, неловко устроившись на скрипучем табурете. Ложку он держал как-то неправильно, некрепко, как трехлетний ребенок, и увлеченно возил ею в банке. Острую крышку Лёля, видно, срезала и выкинула.
– Мусор потом надо будет вынести, – заметила Лёля. – Ну, когда поедем.
– А когда поедем? – спросил Митя, увидел Вовку и тут же вскочил.
– Ну чего ты, – всплеснула руками Лёля, и непонятно было, кто ее разочаровал больше: Вовка или Митя.
– Голодная? – засуетился Митя. – Голодная, голодная! Нужно сесть. Есть нужно сидя.
Он схватил ее за руку и потащил к столу. Пальцы у Мити слегка подрагивали, ладони были влажными, и Вовка едва сдержалась, чтобы не вырваться. Взгляд у Мити был странный: восхищенный и – одновременно – отстраненный, как будто Митя все время держал в голове две очень юркие мысли, и давалось ему это с очевидным трудом.
– Ешь! – он придвинул ей свою банку и вручил уже облизанную ложку. – Надо есть.
Вовка не шевельнулась, и Митя придвинул фасоль еще ближе.
– Ешь, ну ешь! – заканючил он.
Вовка изумленно глянула на Лёлю. Та вытащила из ящика чистую ложку и протянула Вовке:
– Кусни немного. Не отстанет.
– Нет, спасибо.
Вовке совершенно не хотелось есть. Голова трещала еще с ночи.
– Ешь! Надо! Ешь! Надо! – принялся скандировать Митя.
Глаза его расширились, губы дрожали, ложка скользила в пальцах. Вовка отпрянула. В теле взрослого парня словно бы застрял ребенок.
– Одну ложку, – толкнула ее Лёля. – Иначе не уймется.
Но Вовка оттолкнула ее руку.
– Не буду я это есть! Что с ним такое?
– С ним? С кем? С кем? С кем? – заныл Митя, оглядываясь. – Почему не ешь? Почему? Почему?
– Я тебя прошу, – с нажимом прошипела Лёля.
Митя всучил Вовке банку с фасолью, но рук не разжимал и толкал все ближе.
Вовка вскочила, банка опрокинулась, фасоль рассыпалась по клеенке, соус закапал на пол. Грохнулся набок табурет. Митя дернулся, выронил ложку и сжал уши руками.