– Надо конкретно прикладываться, – говорил, задыхаясь от усталости, Жора. – Выжить ему нельзя.

– Ага, – отдувался Антон. – Если он выживет, нам кранты. Так что…

И братья с новыми силами наваливались на то, что оставалось от Шишкова.

Еще через восемь минут Антон, брезгливо морщась, потрогал сонную артерию на шее Шишкова, сказал «готов», и машина Трофимовых плавно вырулила из лесополосы на трассу.

Шишков лежал в такой позе, в которой живой человек лежать бы не мог. Под головой его оказался небольшой муравейник, муравьи выюркивали из земляной трещины, сновали туда-сюда по своим муравьиным делам. Кровь обильно текла из-под Шишкова под уклон, туда, где из талой воды образовалась большая лужа, и смешивалась там с водой. Высоко в ветвях деревьев чирикали воробьи и подавали робкий голос первые скворцы. Шла весна.

Хмурое дождливое утро не предвещало ничего хорошего.

Территорию таксопарка давно уже никто не убирал, все быстро завалило мусором, хламом. Что ни говори, глаз не радует печальная картина запустения и разорения.

Бесцеремонные трофимовские подручные разбрелись, как крысы, по всему административному корпусу и уже который день все еще ковыряются в служебных кабинетах, в развороченных сейфах дотошно выискивая нужные им важные документы, штампы, печати.

Время от времени высокомерный Пашка приезжает с инспекцией – забирает очередную порцию портфелей с бухгалтерской документацией. И увозит к Трофимовым за город.

Там, в кабинете на втором этаже, работает целая бригада спецов. Наверное, есть у них головастые специалисты по экономике, наверное, тот самый ухватистый и пронырливый адвокат по лжеугонам теперь перебирает все прибывающие документы, изучает, переоформляет, уничтожает то, что может помешать.

Все это время ворота так и оставались наглухо заваренными обрезком рельса, никто никуда не выезжал – никакой работы не было. Только те машины, которым удалось во время последней бучи выскочить за мусорные ворота, растворились в городе, в частных гаражах. Но большинство все же осталось, так сказать, в заточении.

Трофимовские бычки на всех гаражных боксах повесили собственные замки. И никого к машинам не подпускали. Выставили охрану. Говорят, что те вооружены боевыми пистолетами. Проверять правильность таких предположений шофера не решились.

Народ потолкался молча несколько дней, а потом понемногу рассыпался, испарился сам собой. Кому охота без толку торчать перед глазами бандюков, нарываясь на всякие неприятности?

Мойка закрыта уже несколько дней. Механики тоже разбрелись. Только некоторые самые упорные водители все еще приходили с утра к своим кормильцам таксомоторам. Да и машины без работы день за днем все больше и больше покрывались грязью, приобретали вид брошенных и каких-то больных. Руины…

Кажется, что ушла в невозвратное прошлое еще одна историческая эпоха – эпоха радужных надежд! Рассыпался воздушный замок собственного рабочего предприятия, коллективного владения и управления по справедливости! Новое прожорливое и корыстное время ворвалось в хмурое утро вместе с тупыми и хищными грабителями.

Захватчики распоряжались на оккупированной территории по жестоким законам военного времени – что можно своровать, воровали, а что спереть невозможно, то портили, ломали… Будто и не себе захватили таксопарк, а каким-то будущим, еще более свирепым врагам. Может, и сами Трофимовы не очень-то верили, что им удастся закрепиться? Или подручные в безнадзорности первых дней спешили урвать хоть шерсти клок с паршивой овцы трофимовской благодарности?

Так или иначе, но со стен исчезали фирменные выключатели, с дверей кабинетов пропали бронзовые ручки, красивые телефоны из приемной сменились на допотопные черные, в туалетах отвинтили смесители. А про душевые и комнаты отдыха и говорить не приходилось. Не то что импортные телевизоры поперли, но даже комнатные цветы в ярких керамических горшках!

Сегодня Федор появился на родном пепелище по секретному заданию Варьки. Ему было необходимо встретиться с теми, кто еще оставался в парке, и договориться.

Через центральную проходную мимо качков в кожаных куртках Федор идти побоялся. Решил не привлекать внимания и прошмыгнуть через мусорные ворота. Но не тут-то было! Там пришлого народа было еще больше. Человек пять сидели в кабине грузовика, перекрывающего выезд из парка. Когда один из них вылез, чтобы проверить пропуск у Федора, из кабины вместе с ним вывалилось сизое облако табачного дыма вперемешку с сивушным перегаром.

– Чего прешься? – спросил невысокий чернявый паренек, сплевывая на асфальт перед ботинками Федора.

– На работу иду. Моя смена!

– Я тебя отпускаю. Вали домой!

– Пошарь во лбу, чувак. – Федор плечом отодвинул паренька, и тот отошел. – Какой выходной перед ремонтом? Мне же надо кардан менять! Твои же паханы и сказали. Я могу, конечно, не пойти. Только ты скажи, как тебя зовут, чтоб мне было на кого спихнуть. А то…

– Через час чтоб был обратно! – крикнул ему в спину строгий паренек. – Я тебя запомнил, очкарик!

Обежав все задними дворами, Федор убедился, что народу в парке нет совсем!

В ремонтном цеху тоже никого не оказалось.

Только в курилке за огромным дебаркадером склада горюче-смазочных материалов – есть там специальный кирпичный домик на самом отшибе – Федор нашел человек десять механиков и рабочих. На столе, где раньше, по крайней мере в течение последних тридцати лет, почти беспрерывно играли в домино все отдыхающие и перекуривающие водители и ремонтники, прячась от начальства, стояла початая бутылка водки, вилок капусты, разломленный на множество узорных кусочков и коробок из-под спичек с крупной солью.

– Федька! – Все обрадовались его неожиданному приходу. – Ты самый молодой, гони в магазин! У тебя деньги-то есть еще?

– Нету, – пожал плечами растерянный Федор.

– У него жена забирает, – сказал заметно охмелевший Мишка. – Уж я-то Варьку знаю. У нее не разбалуешься!

– Миха, оттопырься и помолчи. – Кто-то из товарищей протянул ему стопочку с водкой. – Не заводи шарманку! Отдохни. Тебя скоро Трофимы запрягут, некогда будет с товарищами тяпнуть. Ну, будешь лясы точить или жмакнешь?

– Выпью с огромным удовольствием! – Мишка взял рюмку двумя пальцами, отставив мизинец в сторону. – Только ты, Федька, скажи мне, как победитель! Правду скажи, ты… настоящий подкаблучник? Или притворяешься в угоду Варьке?

– Да! – храбро заявил Федор, выпятив куриную грудь. – Я люблю Варьку! А ты ее мучил!

– Молоток! – обнял его Мишка свободной рукой. – Давай выпьем вместе!

– Я с тобой пить не буду! – вывернулся из его объятий Федор. – И тебе не советую…

– Чего? – растерялся от такой наглости Мишка. – Чего он сказал?

Федор отошел на другой край стола: