Пруссаки обошли соседний квартал и взяли район, где был дан бой их колонне, в полукольцо, чьи ветви упирались в реку. Друг узнал – на том берегу шныряют только группы прусских военных, патрули или разведка. Он не стал уточнять и вернулся.

В первую очередь надо было подумать о парнях.

– Раненые могут идти?

– Можем. Куда? – откликнулся один из них.

Первый запал от удачного обстрела мага, пехоты и уничтожения двух броневиков сошел на нет, как только Федор обрисовал ситуацию: их заперли в мешке. Бойцы даже не поинтересовались, откуда ему это известно. Теперь смотрели настороженно и вопросительно. В плен точно никто не хотел – здесь законы войны не действуют. Пленных пруссаки считают бунтовщиками и могут сделать все что угодно, даже расстрелять на месте.

– Нужно искать канализационные люки и уходить под землей. Хотя бы метров пятьсот к юго-западу. Перед выходом слушайте, что происходит на земле, не угодите под пули.

– Ты с нами не идешь? – спросил тот же легкораненый.

– Нет. Вас прошу разделиться на две группы. Важнее всего сейчас донести до наших: против французских пулеметов, если бить хором, маг не устоит. Передавим гадов, и пруссаки попятятся назад. Рот фронт!

Свой пулемет и оружие Юргена Федор отдал. Нести их не слишком тяжело – магазины пустые. Люки виднелись на мостовой, прямо у сгоревших бронемашин, но место открытое, простреливаемое. Более подходящий нашелся во дворе банка. Друг, метнувшись, обнаружил, что подземный ход идет в неудобных направлениях – в сторону реки и противоположную, на дне вода по щиколотку, где-то, наверное, и выше.

Кто-то из рабочих открыл крышку люка – старого, еще с гербом Баварского королевства.

– Лучше ноги промочить, чем сдаваться пруссам. Жаль, фонаря нет, – пожаловался один из пулеметчиков.

– Есть бутылки с бензином неиспользованные, – подсказал Федор. – Не разбивайте их, пусть фитили горят и светят вам. Удачи!

– И тебе, товарищ…

Принесли бутылки, их осталось больше чем нужно, Федор не ожидал, что броневики остановятся далеко – обычному человеку не добросить. Один за другим парни скрылись в колодце. Снизу послышались голоса, показались отсветы огня.

Вернув крышку на место, он отправился искать убежище для себя. Квартал начнут обыскивать, деловые помещения перевернут вверх дном.

Федор прикинул, что какое-то время у него есть. Вернувшись в банк, нашел зеркало в служебной комнатке. Привел в порядок сюртук, расчесал бороду и волосы, надраил ботинки. Взломав несколько кабинетов, нашел недостающее: шляпу и трость. Нацепил пенсне, выпустил наружу цепочку карманных часов. В таком виде, довольно-таки приличном для боевой обстановки, он пересек двор и забрался в подъезд жилого дома.

Снаружи послышались отрывистые команды. Выглянул в окошко подъезда. Пруссаки, группами по семь-восемь, шли с винтовками наперевес.

Пока у них только винтовки, он пройдет сквозь пули без малейшего вреда для себя, а вот стрелки полягут, получив свои пули обратно. Но уже в скором времени командующий прусскими войсками в Мюнхене получит рапорт о необычном маге. Донесение уйдет дальше – в Берлин, и завертится…

Щит следует применять только в крайнем случае, лучше обойтись без магии.

– Друг! К кому будем ломиться?

Двери квартир оказались заперты. Конечно, хозяева не ждали, что полотнища дверей и замки выдержат удары и прикладами. Но таков ордунг: уходя, запирай дом, потому и закрыли.

– На третьем этаже перепуганная женщина с взрослой дочкой, лет шестнадцати, и двумя меньшими. Остальные пусты, – доложил Друг.

Быстрым шагом Федор поднялся наверх и дернул за шнурок, внутри зазвенел колокольчик. Кто-то тихо подошел к двери с внутренней стороны, но не отпер.

– Герр! Или фрау! Покорнейше прошу открыть. Внизу солдаты. Они намерены обыскать все квартиры. Я здесь как в ловушке. Богом прошу: не откажите в помощи, пустите!

– Да тебе в театре играть, – ухмыльнулся Друг. – Столько скорби в голосе! Правда, не в Мариинском, а в каком-нибудь губернском любительском.

Лязгнул замок. Дверь приоткрылась, но только на ладонь, удерживаемая цепью, годной по толщине, чтобы водить медведя.

– Кто вы, герр…

– Герр Клаус Вольф, фрау. Приехал в Мюнхен по делам, совершенно неотложным – ждать окончания беспорядков не мог. Отправился в банк, что через двор от вас, но там закрыто. Начался бой, я спрятался. Прусские солдаты наступают. Окружили. Боюсь, примут меня за сторонников сепаратистов.

– Вы пруссак?! Или сторонник кайзера?

О… даже здесь политика.

– Нет, фрау. Я всего полгода назад натурализовался как фольксдойче, не успел примкнуть ни к кому. Еще раз прошу: впустите меня. Уверяю, солдаты будут сдержаннее, если увидят в доме взрослого мужчину. И они, в отличие от меня, не будут церемониться и уговаривать.

Последний аргумент подействовал. Дверь захлопнулась и тут же раскрылась широко.

– Входите! Быстрее! Но откуда вы узнали, что в квартире кто-то есть?

– Видел шевеление в окне. Хотя это могла быть и оставленная кошка.

Это он зря сказал. Фрау сразу приняла вид обиженной добродетели.

– Если бы мы сбежали, я никогда бы не оставила Гретхен одну!

Упомянутое полосатое животное подозрительно выглянуло из-за широкой юбки хозяйки и на всякий случай шмыгнуло вглубь квартиры.

– Простите, – моментально повинился Федор. – У меня никогда не было кошки и у моих родителей тоже.

– Дом без кошки – просто дом, а не человеческое жилье, – нравоучительно заметила немка. Наверно, если останется жить без детей, когда те вырастут, заведет в квартире дюжину хвостатых. Лет под сорок, сухая, умеренно некрасивая, она словно представляла заготовку себя самой шестидесятилетней. Застегнутое под горло темное платье ничуть не прибавляло женственности, как и чепец. – Проходите, герр Клаус. Меня зовут фрау Хуммель. Могу предложить чаю. Увы, больше ничего нет. Сегодня доели последний хлеб.

– Благодарю вас, фрау Хуммель. От чаю не откажусь. Что же до остального, хочу надеяться, что в ближайшие день-два все прекратится. Добропорядочным людям всегда лучше живется при любой устойчивой власти, нежели вот в такой обстановке.

И снова – зря. Вместо рассерженной кошки из соседней комнаты стремительно вышла девушка, о которой предупреждал Друг.

– Как вы можете говорить подобное, вы, «неприсоединившийся»?! Берлинские свиньи угнали на фронт моего жениха! Брат и отец во фрайкоре,