так уж много, дивизия некомплектная, коль они не рискуют брать под контроль весь север Мюнхена. Они хотят захватить Одеон и верхушку восстания, а не перебить в открытом бою десятки тысяч бунтовщиков. От них самих тогда мало что останется.

– Догадываюсь. Какой же ты авантюрист! Только такого могло забросить на сто лет раньше и в параллельный мир. Ты хочешь предложить пруссакам пробраться в Одеон малой группой…

– Да! Ротой. Чтоб она попала в ловушку и погибла. Если повезет, отправят и мага. Ему уж точно не оставим шанса. Для них это будет чувствительной потерей. На боевом духе точно скажется.

Вскочив с матраса, Федор начал действовать.

К операции нужно привлечь новичков – прибывших с гор охотников или швабов. Троцкого с коммунистами, командование полиции или фрайкора ставить в известность нельзя, среди них наверняка затесались стукачи. Из серии «и нашим, и вашим», с целью: кто бы не победил – любому можно напомнить о своих заслугах и хорошо устроиться.

* * *

– Еще один перебежчик, герр фенрих – доложил ефрейтор. – Ввести? Или прикажите к остальным?

Откровенно говоря, Мюллер больше никого видетьне хотел. Суматошный выдался день. Баварцы начали контратаковать сразу с двух направлений – с юга и запада. Шли бестолково, совсем не использовали возможность пробраться через подвалы, черные ходы и канализацию, хоть, будучи местными, обязаны знать городские кварталы куда лучше прибывших из Пруссии.

У повстанцев появился даже аэроплан! Большой беды не наделал, покружил, пострелял из пулемета, сбросил пару гранат и улетел. Но солдаты струхнули. Многие прятались вместо того, чтобы поднять винтовку и пальнуть вверх – одна из сотни выпущенных пуль наверняка попадет в мотор или в пилота.

Не имея никаких резервов, командир решился затыкать дыру в обороне ротой Мюллера. Пришлось даже отпустить арестантов – их некому охранять, в строй поставить трех перебежчиков, включая последнего, самого подозрительного. А что делать – потери-то огромные. У восставших появились отменные стрелки. Странного вида охотники в тирольских зеленых шляпах палили из двустволок, настолько точно, что полегло человек двадцать из полицейской роты. Вдобавок – до трех десятков раненых ружейной картечью, большинство из них не встанет в строй. Итого – половины нет…

Поэтому перебежчик, пусть – сомнительный, как минимум заслуживает того, чтобы стать в строй вместо выбывших.

Фенрих, ничуть не суеверный, выбрал для расположения своих людей похоронную контору, только приказал выбросить кладбищенскую утварь. Набрал подушечек, предназначенных под голову покойника, выложил их рядками на полу и сверху кинул красный бархат для обшивания гробов. Получилось уютно. Но перед тем как вытянуться и провалиться в праведный сон, решил все же посмотреть на перебежчика.

– Ефрейтор! Введите.

Лицо вошедшего показалось знакомым. А когда тот развернул документы и представился: «Клаус Вольф», у Мюллера отпали последние сомнения. Тот самый тип! Только одет приличнее – в слегка запылившуюся одежду бюргера средней руки, отпустил бороду.

Перебежчик вряд ли узнал в Мюллере стрелка, пальнувшего в него в Гамбурге.

– Как вы оказались в Мюнхене? – спросил фенрих.

– Длинная история, герр офицер.

– Я – фенрих. Подофицер.

– Буду знать, герр фенрих. Позвольте присесть? Весь день на ногах.

Он опустился на стул, здесь их много – ставили вокруг гроба для посиделок и прощания с покойным. Мюллер кивнул:

– Рассказывайте.

– Я работал токарем на «Ганомаге» в Гамбурге. Начались забастовки и восстание, но я в них не участвовал. Приходил в цех и сидел у выключенного станка, как и все, не поддержавшие стачку. Однажды в апреле по пути домой меня окликнул какой-то негодяй и выстрелил. К счастью, рана была неопасной, пуля скользнула по ребрам справа. Но началось воспаление. В госпитале меня нашла одна добрая мадам, вызвала частного доктора, а потом оплатила выезд из Гамбурга в Мюнхен для окончания лечения. Бог ее наградит! Я забрал все свои сбережения, около четырехсот марок. Купил здесь приличную одежду, хоть немного ношеную. Надеялся устроиться на работу, чтобы не возвращаться в Гамбург. В газетах пишут, там часть предприятий разорилась, с работой трудно.

– Это верно. Куда вы устроились в Мюнхене?

– Не успел, герр фенрих. И здесь начались забастовки, будь они прокляты. Деньги закончились. Затем прямо на улице меня остановил патруль фрайкора. Доставили в полицейский участок, долго спрашивали: я за восставших рабочих или за порядок. Конечно – за порядок! Записали во фрайкор. Форму не выдали – кончилась. Сказали, что право жить в Баварии – богатом, культурном и пристойном месте – надо заслужить. Но потом фрайкор сам начал воевать с законной властью – с Берлином! Негодяи отправили на баррикады всех, даже мальчишек. Меня – тоже, в отряд под командованием некого Юргена Грюна. Он, как оказалось, тоже из гамбургских рабочих. Но – коммунист, мечтает о пролетарской революции во всей Германии. Раз в Гамбурге восстание провалились, рассчитывает на пролетарскую революцию в Баварии, которая перекинется дальше на север.

– Пусть мечтает… – осклабился Мюллер.

– Он погиб, герр фенрих. Дело так было. Позавчера нас поставили на набережной у Изара. На убой. Защитниками баррикады командовал отставник-ветеран. А меня и еще десяток, там были и ополченцы, и рабочие, Юрген повел в банк.

– Чем вы были вооружены?

– Французскими пулеметами. Еще Юрген взял несколько бутылок с бензином.

– Вы стреляли в нашу пехоту?

– Клянусь – нет! Стрелял выше голов! Но это мало повлияло на итог. Другие парни сначала убили мага, дав по нему залп из пулеметов. Следом – по пехоте. А затем Юрген встал во весь рост к окну и начал бросать бутылки, поджигая фитили.

– Дальше!

Перебежчик развел ладони.

– Снизу ответили. Пулеметная очередь. Я упал на пол, а Юрген не успел. Смотрю: баррикаду всю сожгли. Патроны кончаются. Сейчас придут ваши и всех нас в отместку – к стенке. В общем, Юрген мертв, командовать некому. Мы взяли пулеметы – и в люк, что во дворе банка. Там разделились, много проходов-поворотов было. Встретились у Одеона. Четверо еще вышли. Остальные или заблудились, или вылезли не там – на ваших нарвались. А может вообще сбежали. Думаете, охота умирать? Я тоже сбежал. Но потом.

Мюллер задумчиво потер пальцами виски. На первый взгляд, сказанное полностью