– На мое счастье, у меня к этому нет ни малейшей охоты.

Подруги пытались сосватать ее, сводили то с тем, то с этим кавалером, и Нина даже не без удовольствия ходила на свидания. Ей бывало приятно общаться с умным мужчиной, и так как она была простой, открытой и искренней, то многие кавалеры чувствовали себя в ее компании очень комфортно, как бы в компании старого друга, славного парня, своего парня… Некоторые из них и в самом деле стали ее друзьями. И только.

Все изменилось после встречи с Леонидом. Она не знала даже, зачем окликнула его тогда – просто ей легко дышалось от свежести слепого дождика, просто улицу ярко освещали желтые и багряные кроны каштанов, просто она не успела сдержать своего порыва. А ведь Нина могла пройти мимо и унести в своем сердце осенний свет этой запоздалой встречи, осиять им свое уютное, эгоистическое одиночество! И ведь она ничего не ждала от этого рандеву! Легкая беседа, туманец ностальгии в глазах, «а помнишь?», «а помнишь?», может быть, еще поцелуй в щечку с непременным юмористическим чмоком.

Но вышло иначе. Все, что копилось в ней столько лет, она излила в эти осенние месяцы, стыдясь пробудившихся острых желаний. Оставаясь наедине с собой, она плакала от любовного томления, от нежности к Леониду, от своей жадности к нему. И этого было бы довольно, но в последнее время с ней творилось и вовсе уж что-то непонятное – бросало то в жар, то в холод, настроение менялось, как погода весной, голова кружилась, еда вызывала отвращение, ныла грудь. И луна отвернулась от Нины окончательно, впрочем, ее лунные дни и раньше не отличались регулярностью. Нина решила пропить курс витаминов. Как и многие редко болеющие люди, она считала витамины панацеей от всех хворей и искренне полагала, что если раз в день принимать красивую розовую капсулу из красивой розовой баночки, то недомогание как рукой снимет. Но в аптеке ее поджидала судьба в лице бойкой молодой особы. Особа, облаченная в суперкороткий белый халатик и кокетливый зеленый передничек, раздавала посетителям аптеки какие-то брошюрки, причем, как заметила внимательная Нина, полиграфическая продукция доставалась отнюдь не всем, а только дамам постбальзаковского возраста.

– Вот возьмите, и будьте здоровы! – обратилась к Нине девушка. Смешно сказала, точно Нина только что чихнула. Брошюрка была зелененькая, как фартучек девушки, и белые буквы на зеленом фоне гласили: «КЛИМАКС НЕ ПРИГОВОР».

Вот как, значит. Значит, не приговор. Какая радость! Нина спрятала брошюрку в сумку и дома подробно ее изучила, причем нашла у себя все перечисленные симптомы. Вот как, значит, отомстила ей природа за то, что она долго отказывалась от своей женской сути! Бодрый тон брошюрки Нину не утешил, и она не поверила в чудодейственную силу рекламируемого в ней снадобья. Ей оно точно не поможет. Ей уже никто не поможет.

…Колонна машин тронулась, поползла, Нина ожесточенно нажала на педаль. Она сожалела о своей сегодняшней вспышке. Леонид ни в чем не виноват – только в том, что его не было слишком долго. Но он тоже страдал от этого, что бы Нина ни наговорила ему, она была уверена, что он страдал, и бизнесменом-то стал только затем, чтобы уйти в работу, забыться, забыть ее. Вот какой сентиментальный бред клубится в голове даже у самых здравомыслящих женщин!

«Я его не стою, не стою этого счастья. Я должна уйти, должна оставить его. Я старуха, а он еще молод, хотя мы ровесники. Как глупо и жестоко, что женщины стареют быстрее мужчин! Он встретит женщину, у которой характер не так испорчен годами одиночества. Женщину, которая родит ему ребенка, здорового крикливого малыша. А мне пора завести персидскую кошку и купить себе махровый халат. Я пожилая тетушка. Кстати, пора позвонить племяннику, спросить, собирается ли он сегодня ночевать дома. Нужно приготовить что-нибудь легонькое на ужин…»

Она вспомнила форель по-охридски, которую сегодня не успела отведать. Интересно, как это – по-охридски? Кажется, там был чернослив, и чесночком она пахла…

А ведь могла бы каждый день ужинать такой вот форелью, мелькнула у нее мыслишка. Другая на ее месте не стала бы терзаться моральными соображениями, а враз охомутала бы доверчивого олигарха. Он ведь влюблен так, что его можно брать голыми руками, да и впоследствии умная женщина сможет крутить им, как захочет. Нина горестно усмехнулась и снова потянулась к телефону, но тут послышался звук автомобильного сигнала, потом сразу – истошный вопль тормозов, за которым последовал жуткий удар…

И огромные крылья загородили ей небо.

* * *

Не хотелось открывать глаз, в виске больно билась какая-то жилка, выбивала приснившиеся слова: «они должны ответить…», «…он за это ответит…», «она ответит мне за все…». Но кто эти «они, он, она», Ада не знала. Встала у зеркала. Неурочный сон не освежил ее, под глазами пролегла желтизна, недоброе освещение показало рябь на шее, отвратительно дрожали руки. Слишком много кофе, слишком крепкие коктейли, непрерывное курение – эти часы тикают слишком быстро, остановите их кто-нибудь! Ничего не остановить! В футляре антикварных часов Ада хранила шкатулку, источавшую тягучий, болотно-древесный аромат, таившую хрустальную капсулу со страшным ядом, привезенным ею некогда с экзотических, страшных и прекрасных островов. В футляре часов хранилась смерть. Впрочем, в ее доме и без того было много смерти. Кроме футляра часов, она вороненым зверьком притаилась в сейфе, она дремала под ее подушкой, и птицы несли ее на костяных крыльях из недостижимой дали.

Она вздрогнула, словно ее укололи – в мозг воткнулась, точно ледяная иголочка, пронзительная мелодия телефона.

«Ни за что не возьму», – решила про себя Ада, но это звонил дядя Леня, и пришлось взять. Она сразу поняла, что он не просто взволнован, он вне себя, голос его дрожал и пропадал, в нем звучала боль. Ада вспомнила, как однажды, она тогда была еще девчонкой, он точно так же позвонил ей и приказал немедленно уезжать. Машина уже ждала – огромный бронированный крейсер, охранники повели Аду к автомобилю бегом, закрывая ее своими телами. Потом она обиняками вызнала, что на дядю Леню было покушение и он спасся только чудом. Впрочем, чудо сюда не вмешивалось, за спасение Шортмана была уплачена вполне реальная цена в две человеческие жизни. Шофер и телохранитель. Шофер и телохранитель…

– Детка, ты слышишь меня? Слышишь меня?

Он всегда произносил слова по два раза в минуты сильного душевного волнения.

– Да, дядя Леня. Что ты сказал? Повтори, пожалуйста, а то я задумалась.

– Ада, моя подруга попала в автокатастрофу. Она в сто тринадцатой больнице, в реанимации. Съезди туда, пожалуйста, только немедленно, немедленно! Я сейчас вылетаю обратно, а ты пока узнай, что там нужно – лекарства, лучшие врачи, лучшая палата, Ада, пожалуйста!

– Да, да, я все сделаю, – успокоила она его, переводя дух. Всего-то! А она уж перепугалась! – Я уверена, с ней все будет нормально. Еду туда сейчас же. Да, – а зовут-то ее как?

– Спасибо, детка! Нина, ее зовут Нина Лазарева!

– Я записала, – спокойно ответила Ада. – Лазарева Нина.

Что ж, бывает. Совпадение позабавило ее. Дурищу из ее журнала тоже зовут Нина Лазарева, не самое редкое имя, не самая редкая фамилия. Ада наскоро оделась и поехала в больницу, остановившись по дороге всего два раза. В первый раз у банкомата – очевидно, немного наличных ей не помешает. Во второй раз – чтобы купить себе энергетический дринк в яркой баночке. Напиток, обещавший невиданный прилив сил, оказался жуткой мерзостью, и его пришлось выбросить, но сладковатый привкус держался во рту до самой больницы. А больница была ужасна, Ада даже не предполагала, что в Москве может быть такая. Нахохлившийся скверик, мертвый снегирь посреди дорожки, серые кирпичные стены, источающие запах лекарств и человеческих страданий. На вахте зевает щуплая старушонка, цедит через губу: