По телу Лидии прокатилась дрожь.

– Это ведь ты, да? – Парень повернул экран так, чтобы ей было видно.

Там оказалось селфи, которое Хавьер сделал вместе с ней в книжном магазине. Они сидели по разные стороны прилавка, склоняясь друг к другу, соприкасаясь висками. Взгляд Лидии был устремлен четко в камеру, а Хавьер слегка повернул голову вбок – он смотрел на нее. Она прекрасно помнила тот день: ее друг объяснил, что Марта обучила его искусству селфи, а потом они долго смеялись.

– Лидия Кихано Перес, да? – спросил молодой человек.

Она втянула губы и слегка повернула шею, но даже ей эта реакция показалась совершенно неубедительной. Лоренсо поднес телефон к ее лицу, чтобы сравнить.

– Да-да. Красавчики, – сказал он и добавил с неожиданной искренностью: – Сочувствую тебе, насчет твоей семьи.

На крыше поезда тишина – это мерный рев двигателя, который тянет за собой тонны разгоряченной гремящей стали. Колеса визжали на рельсах, металл со скрипом терся о металл, сцепления между вагонами стучали и скрипели. Миновало несколько секунд такой тишины, прежде чем к Лидии вернулся голос.

– Что тебе нужно?

Лоренсо выключил телефон и спрятал его обратно в карман.

– Что мне нужно? Ну и вопрос! – Он присвистнул. – Видимо, то же самое, что и другим. Хороший дом, немного цацек и красивую девчонку.

Он посмотрел на Ребеку и улыбнулся, но та, хоть и сидела рядом, не обращала на него внимания. Она не ответила на его взгляд, и Лидия усомнилась, что в таком шуме девочке вообще что-то было слышно. Соледад по-прежнему лежала у нее на коленях с закрытыми глазами. Лоренсо разглядывал свои ногти. Лидия наблюдала за ним.

– Что тебе нужно от меня? – еще раз спросила она.

Парень нашел крошечный белый заусенец, откусил его зубами и выплюнул на землю.

– Ничего. – Он пожал плечами. – Просто пообщаться.

– Откуда у тебя эта фотография? – Лидия сморщила нос и указала подбородком на телефон в его кармане.

– Мамуля, ты уж извини, конечно, но у всех в Герреро есть эта фотография.

Лидия резко втянула в себя воздух. Не то чтобы это было для нее новостью, но подтверждало ее опасения.

– Зачем она им? – Ей хотелось полностью прояснить ситуацию.

Лоренсо взглянул на нее искоса и ухмыльнулся:

– Шутишь, что ли?

– Нет. Мне нужно знать точно, с чем мы имеем дело.

Парень выдержал паузу, а потом снова пожал плечами и ответил:

– Тебя велели найти и доставить к боссу.

Ну и ну. Может, фразу «живым или мертвым» говорят только голливудские гангстеры, но Лидия ожидала услышать именно это. Она пыталась разместить новую информацию на своем мысленном жестком диске, но та не поддавалась обработке.

– То есть никто не велел меня убивать? Убивать нас?

Лоренсо вздохнул. Он совсем по-другому представлял себе этот разговор. Задавать вопросы должен был он, а не она.

– Слышь, я и так рассказал тебе слишком много. Не хочу, чтобы меня тоже грохнули.

Лидия поежилась, чувствуя, как потеет в ее ладони рукоятка мачете.

– Так ты поэтому здесь? Чтобы доставить нас к боссу?

Что ж, может, Хавьер хочет убить их сам, хочет своими глазами увидеть, как она страдает. С этим парнем они с Лукой никуда не пойдут. Если понадобится, она его убьет. Пусть даже это случится на глазах у сына.

– Не-а, я все это оставил в Герреро. – Лоренсо махнул рукой в южную сторону.

– Понятно, – ответила Лидия, по-прежнему крепко сжимая в руке мачете.

– De verdad[68], все с чистого листа. – Он ухмыльнулся. – С теми делами покончено.

Лидия понимала, что проверить достоверность этого заявления она не в состоянии. Она молчала.

– Но как ты выбралась из Акапулько? – спросил вдруг парень. – Все тебя искали. Это какое-то колдовство, да? Ты жрица-сантера? Или бруха?

К собственному удивлению, Лидия испустила слабенький хриплый смешок.

– Колдунья? Наверное, страх и правда наделяет человека колдовскими силами.

Она никогда не узнает, насколько им в действительности повезло: в тот самый момент, когда они с Лукой заходили в фойе соседнего отеля, в их номер в гостинице «Дукеса Империал» ввалились двое подельников Хавьера.

– И куда вы едете? – спросил Лоренсо.

– Не знаю, – соврала Лидия. – Пока что не решили.

Парень подтянул колени к подбородку, и его мешковатые шорты легли снизу складками. Обхватив себя руками, он сказал:

– Я еду в Лос-Анджелес. Мой двоюродный брат работает в Голливуде.

– Отличный выбор.

Когда на них вновь опустилась гремящая тишина, Лидия задумалась: почему? Ведь сумел же он настолько хорошо устроиться в «Лос-Хардинерос», что купил такие дорогие кроссовки и вполне приличный телефон. Если он не возражал, когда пришлось отрабатывать первую каплю крови, а потом вторую и третью, то почему же он уехал из Герреро? Лидия знала: ответов может быть бессчетное количество. Может, ему не нравилось убивать. Или он почувствовал, что все это насилие постепенно меняет его личность. Может, по ночам ему снились кошмары, и всякий раз, когда он закрывал глаза, в его воображении вставали образы убитых им людей. Может, за его израненной душой охотились призраки из прошлого. Но все могло быть с точностью наоборот. Может, этот парень был настолько аморален, что не мог соблюдать даже извращенный этический кодекс «Лос-Хардинерос». Может, он просто изнасиловал не ту женщину. Или украл деньги у своего хефе. Может, он убивал с охотой – настолько, что другие члены картеля видели в нем потенциальную угрозу. Может, он тоже был в бегах. Но дело могло обстоять и совершенно по-другому: может, он никогда не рвал с «Лос-Хардинерос» и на самом деле просто хотел отвезти Лидию с сыном обратно в Акапулько.

В присутствии Лоренсо у нее выворачивало нутро. С его появлением Лидия снова почувствовала надвигающуюся опасность. Эта опасность была повсюду. Она отравляла воздух безрассудством, смятением и леденящим ужасом. Казалось, между ней и Хавьером больше не было никакой дистанции, они сидели лицом к лицу, как в тот день, когда она устроила ему очную ставку в книжном магазине. Русские матрешки. Его прикосновение. Пальцы сжимают вены на ее запястье. Слышно, как за зеленой кафельной стеной мочится в унитаз sicario.

Лидия мечтала, чтобы Лоренсо куда-нибудь отсел. Девять дней, 426 миль – она не продвинулась вперед ни на шаг.

Луке нравились поселения, где все дома стояли строгой шеренгой, будто солдаты в униформе: снизу у них были прочные стены-мундиры с отделкой из белой штукатурки, а сверху – шлемы из красной мексиканской черепицы, лежавшей кусочек к кусочку, под одинаковым углом. Больше всего мальчика подкупала безликость, он думал, как бы хорошо они с Мами устроились в таком доме, и никто бы их не нашел. Не нравилось мальчику, когда поезд вдруг уходил на юг: он, конечно, скучал по дому, но только по жизни, которая была у него до того ужасного дня, но того Акапулько – Лука прекрасно это понимал – больше не существовало. Его преследовали фантомные боли. Но вот колея снова повернула на запад, и мальчику стало легче; где-то впереди возникли ухоженные задворки какого-то населенного пункта, и поезд сначала пристроился к реке Рио-Гранде-де-Сантьяго, потом ушел в длинный поворот и, наконец, снова устремился на север.