Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Такой, как на вашем рисунке был, Сергей Александрович?
– По телефону много не узнаешь, ваше императорское величество. Им бы еще денег немного выделить, так они бы развернулись по-настоящему.
– Сергей Александрович, вы сами должны прекрасно понимать, какое сейчас положение. Министр экономики говорит, что нужно, по крайней мере, три года, чтобы вернуть промышленность в прежнее русло. Ваши аэропланы сейчас только образцы, и когда их запустят – неизвестно, а России прямо сейчас нужно восстанавливать промышленность и поднимать сельское хозяйство. А затраты на войну? Вы обо всем этом не думали?
– Как ваше императорское величество смотрит на то, чтобы вернуть государству торговлю водкой?
Император бросил на меня хитрый взгляд, смысл которого стал ясен сразу после вопроса:
– Это ваше личное мнение, или вы просите по чьей-либо просьбе?
– Из вашего вопроса становится понятным, что просители у вас уже были. Нет, я ни за кого не прошу, просто считаю, что продажа казенной водки – это наиболее простой и действенный способ наполнить казну.
– А вот министр финансов Петр Львович Барк так не думает.
– Любому финансисту известно, что наибольшее пополнение в казну идет от продажи водки. Если он так не думает, значит, он дурак или скрытый враг.
– Нет. Только не это. Петр Львович умный и знающий человек, просто у него есть твердые принципы, которыми он руководствуется в своей жизни.
«…и которые он навязал вам, гражданин Романов!» – добавил я мысленно к этой фразе, после чего сказал:
– Человек, занимающий такой пост, должен руководствоваться интересами державы, а не своими принципами. Ваше императорское величество, государству нужны деньги и рабочие места, а выпуск казенной водки даст нам и то и другое!
Государь какое-то время думал, потом кивнул головой, соглашаясь:
– Хорошо, Сергей Александрович. Сегодня будет отдан приказ канцелярии подготовить указ. У вас еще что-то есть?
– В батальоне Махрицкого по случаю награждения собираются устроить маленькое торжество… – я умышленно затянул паузу, надеясь, что император продолжит ее.
Тот хитро посмотрел на меня, потом фыркнул в пушистые усы, дескать все понятно, и сказал:
– Да-да. Помню наш разговор и глубоко ценю то, что солдаты и офицеры сделали для меня и моей семьи! Вы правы, Сергей Александрович, они заслуживают хорошего праздника! Я буду на награждении!
– Подполковник собирался по этому поводу сделать показательные выступления солдат и офицеров, которые проявят свое мастерство, – я припустил некую таинственность в голос и сразу увидел явную заинтересованность в глазах императора, после чего продолжил: – У него есть люди с довольно интересными способностями. Сам видел, как один из его солдат метает ножи. На расстоянии шесть метров он может пробить яблоко, которое лежит на голове другого человека. Несколько человек мастерски стреляют на звук с завязанными глазами, а один так метает с помощью пращи свинцовые шары, что за двадцать метров…
– А что вы можете показать? – неожиданно перебил меня император.
– Я? – удивился неожиданному вопросу я, так как себя ни в какой роли на подобном представлении не видел.
– Вы! Ведь, насколько мне известно, вы отлично стреляете, а также обладаете смертоносными приемами какой-то японской борьбы. Говорят, толстые доски разбиваете ударами кулака. Это так?
– Так, ваше императорское величество.
– Так, может, вы продемонстрируете эти ваши способности? Я приеду с сыном.
Этими словами он как бы заявил, что возражения не принимаются – будь готов выступить и потешить сына царского.
«Не все же уступать ему, надо и мне чем-то поступиться».
– Постараюсь что-нибудь придумать, ваше императорское величество.
– Вот и отлично, Сергей Александрович. Есть у вас еще что-нибудь?
– Нет, ваше императорское величество. Разрешите идти?
– Идите, Сергей Александрович.
Выйдя из дворца, я нашел извозчика и отправился к отцу Елизарию, которому давно приготовил подарок, да все времени не было навестить. Но тут была одна проблема. Я собирался подарить им пять тысяч рублей, но при этом мне было известно, что священник человек с принципами и запросто может отказаться от денег или отдать в церковную кассу. Впрочем, мысль у меня была, но опять же, как на нее батюшка посмотрит. Хоть убей, но понять характер некоторых его поступков я был просто не в силах. Его попытки быть добрым и справедливым для всего мира казались мне легким помешательством. Думаю, что и в отношении меня у него была такая же проблема, впрочем, все это не мешало нам оставаться в добрых, приятельских отношениях. В их дом я всегда приходил с удовольствием, потому что знал, меня там примут искренне, с теплотой, по-домашнему.
К тому же хотелось переброситься несколькими словами со Светланой. После того неясного полупризнания у нее дома мы встретились несколько раз и то урывками, из-за того, что после мятежа у императора случилось нечто похожее на приступ маниакальной подозрительности. Он мне не говорил об этом, но догадаться было нетрудно, после того, как он попросил меня находиться во дворце, дежуря с офицерами-телохранителями из людей Пашутина. На внешнюю охрану дворца снова поставили гвардейцев, но внутренняя охрана осталась за солдатами Махрицкого. Такое неожиданное решение принял сам император. Все этому удивились (кроме меня), но промолчали. На три дня были отменены все выезды, он старался больше времени проводить с семьей, а вот режим работы не изменил, но принимал только по важным вопросам, требующим его непосредственного вмешательства, но прошло полторы недели – и все вернулось в прежнее русло. На внутренние посты вернулись гвардейцы, а вместе с ними и прежний распорядок дня, вот только меня это не коснулось, я все так же целыми днями пропадал во дворце или сопровождал его в поездках. Именно тогда я заметил в нем изменения. У меня уже не было ни малейшего сомнения в том, что это связано с пережитым за семью страхом. Для окружающих его людей он остался прежним, по характеру и привычкам, человеком, но только мне было известно, что это не так. Указ о смертной казни для офицеров, наказании, бессрочной каторге для матросов, лишение всех прав и высылка семей офицеров-мятежников на самые дальние окраины России был составлен им и им же подписан. Это была самая настоящая месть, но не за себя, а за свою семью, за то, что им довелось пережить.
Когда мне в последний раз довелось говорить со Светой по телефону, она сказала, что на занятия ходит через день, так как сильно простудилась младшая сестра, поэтому шансов встретиться с ней в школе было немного.
Дом и церковь и в более хорошую погоду выглядели неважно, а осенние холодные дожди вытащили наружу даже то, что в более благоприятное время года было скрыто от взгляда. Сырые разводы на стенах, затекший угол дома от протекавшей крыши, а к этому можно добавить все то, что уже давно требует ремонта: покосившаяся дверь, пятна ржавчины на ограде, кирпичи, торчащие из-под штукатурки…