Не говоря уже о том, что срок обучения мага в среднем составляет порядка десяти лет, а процент встречаемости способностей, достаточных для оперирования более или менее энергонасыщенными глифами заклинаний, крайне мал. Нет, запустить светляка или пробормотать простейший заговор от скисания молока в состоянии любая или практически любая селянка, особенно в предгорьях восточных гор – рядом с местами старинных сражений, где до сих пор повышен магический фон и бродят остатки порванных плетений, сами собой встраиваясь и переплетаясь с аурами населяющих эти места разумных и неразумных созданий. Но заклинать – ощущать глубинное родство с текущей в своих венах магией – способны далеко не все.

Все эти сумбурные размышления конечно же не говорят о том, что маги как таковые обществу не нужны и на поле боя их давным-давно стоило бы заменить на многотонные орудия. Нет, магия органично дополняет начинающую развиваться технику, сплетаясь с ней порой в столь изящные или чудовищные сочетания, рождая таким образом новые науки и новые пути развития. Взять, например, големотехнику, золушку, изгнанную за порог магической науки, отвергаемую техниками и вместе с тем способную создавать конструкции, поражающие своим совершенством и эффективностью.

«Чудовища из семи металлов, оживленные проклятой кровью… И стал путь их отметиной скорби…» – именно такими словами описывается на пыльных листах замшелых летописей первое применение военных големов, тогда еще несовершенных и ненадежных, временами приносящих больше проблем использовавшей их стороне. Но эти проклятые скакуны – деньги и время, перетирающие своими подковами империи и царства… именно их голос… жутким рефреном, какофонией сминаемого металла и раздираемой плоти объявил о том, что колесо прогресса сделало свой поворот, еще один поворот на бесконечной дороге, которая зовется жизнь…

Кстати о звуках. А это ведь не мое воображение разыгралось, это кто-то впереди орет, как дюжина котов, которых «добрые» дети одновременно дернули за все детали тела, какие сумели нашарить. А аккомпанементом служит лихорадочная пальба. Но темп ходьбы почему-то не снижается, и особо обеспокоенными мои спутники по каравану не выглядят.

– Это чего там такое? – Я дернула за руку даму, напоминающую своим сложением достопамятного горного тролля из паровозного депо. Любители больших форм были бы оной дамой, безусловно, впечатлены, поскольку случалось мне видеть наковальни меньшие и, на глаз, не такие непоколебимые, как ее бюст. Правда, вот с лица контрабандистки можно было писать картину, изображающую злобную демоницу, и при этом не особо мудрить с поисками облика натурщицы, в более инфернальную сторону. Толстые желтые клыки, унаследованные явно от орков, выпирали из-за губ, серая кожа наводила на мысли о троллях и различных дерматологических заболеваниях, а в маленькие глазки, практически незаметные между морщинистыми щеками и загнутым книзу клювом носа, смог бы попасть не каждый эльф. Даже из своего фамильного лука. С двадцати шагов. И такие исключения, как Лаэла, в расчет не берутся.

– Цветочек, – пожала плечами дама. – Ничего, девонька, это не страшно. Он хоть большой и живучий, но тупой и неповоротливый. Орет, правда, противно, но это ничего. Сейчас охранники найдут все его сердца и… – Мерзкий звук, становившийся все громче, внезапно оборвался. – Нашли, – констатировала практически аборигенка подземных тоннелей.

Шагов через сто мне пришлось перелезать через это чудное порождение природы. Перешагнуть его бы не получилось. В принципе в свете факелов и фонарей «цветочек» был похож на громадного червя, замершего в пугающей неподвижности. Может, это и не растение вовсе? Но из ран кровь вроде не текла. Да я и самих-то ран не заметила, а ведь они должны были быть при такой-то пальбе. Да, чудна живность, не видевшая солнца.

– Клер, – Гроткар, тащивший на себе здоровый рюкзак, кирку, моток веревки, фонарь и ружье, выглядел со всей этой сбруей на удивление органично, – не зевай. Мне сказали, что раз здесь есть «цветочки», то можем и на «пчелок» нарваться. Они, конечно, нектар сосут, но от крови тоже не откажутся.

– Вот только роя злых насекомых нам не хватало, – вздохнула я. – Они большие?

– Чуть меньше меня, – пожал плечами гном, который обязан был разбираться в подземной фауне и флоре хотя бы в силу расовой принадлежности. – Но это вообще-то летучие мыши, просто их называют так.

Поправка. Чудна разумная живность, не видевшая солнца слишком долго. Ладно, надеюсь, нападение этих… мышеинсектоидов хотя бы заставит нас сделать незапланированный привал.

Как показало время, дочке сильнейшего некроманта столетия ничего не стоит накаркать проблемы на голову себе и окружающим.

Привал, столь желанный моему измученному бесконечным походом организму, все же случился, хотя и продлился всего ничего – примерно минут пять, пока команда из трех особо ушлых контрабандистов вырезала из этого странного подземного черверастения какие-то жутко выглядящие внутренности. Даже не хотелось задумываться, за что они там отвечали и что с ними будут делать удачливые охотники. Нетушки! Я, конечно, знаю, что в состав более чем половины кремов, масок и большинства притираний входит многое из того списка, что приличная леди не должна не то что видеть – по мнению мадам Жюли, об этом лучше даже не знать. И между прочим, несмотря на мою в общем-то небрезгливость, я поддерживаю ее в этом мнении.

Как я хорошо понимаю стражников и представителей магистрата, которые ни за какие коврижки не лезут в эти вроде бы «удобные» подземные коммуникации. И недаром их веками используют только различного рода странные личности, испытывающие некоторые трения с законом, – самоубийцы, иным словом. Примерно такая мысль родилась в моей голове в то же мгновение, когда мои уши заложило пронзительным визгом. К моему позору, моим же.

А вы бы не закричали? Когда резким рывком вас за шкирку, буквально как нашкодившего котенка, вышвыривают за пределы неровного круга света, отбрасываемого немногими магическими светильниками и несколькими керосиновыми лампами, и с нечеловеческой силой бросают куда-то в истекающую подземными ужасами тьму, такую густую, что она кажется материальной.

Мгновения полета, которые, казалось, длились вечность, завершились ударом моего многострадального, напуганного до печенок тела о что-то твердое. И хруст – я точно расслышала хруст разламывающихся костей в то короткое время, которое потребовалось моему затылку, сумевшему, в свою очередь, также прикоснуться к неведомой преграде и заставить распуститься цветок всепоглощающей боли, заслонившей своими дрожащими лепестками окружающее…

Сознание вернулось рывком, но лучше бы оно этого вообще не делало. Я обнаружила себя в сером полумраке, по уши испачканной в чем-то липком и вонючем, да к тому же во рту чувствовался давно и безошибочно узнаваемый вкус крови. Болела грудь. И бок. Спина была мокрой насквозь. Ах да, там же бочонок. Теперь уже, кажется, пустой. Что же произошло?

Память, которую ее хозяйка старательно пыталась заставить заработать, отбрыкивалась всеми возможными способами, демонстрируя верный признак спонтанного срыва в боевое безумие. Бывало уже подобное несколько раз на тренировках с Хильдой. Гномка-воительница потом долго ругалась, преимущественно на неизвестных мне языках, а чинить ее доспех приходилось за свой счет. Руки и ноги, которыми утративший рассудок дампирский организм портил славную подгорную сталь, почему-то куда меньше страдали. А чувство боли вообще приходило в норму только через пару дней. Вот и сейчас – гляжу на свои разбитые ручки с выросшими и частично обломанными когтями и никакого дискомфорта не ощущаю. Даже спина как будто в норму пришла. Может, она и вовсе зажила под воздействием стресса и, возможно, очередной инициации? Жаль, я прошедшее почти не помню. То, что хорошо тренированные берсерки могут контролировать свою ярость, вовсе не означает, что это всегда у них получается.